Тезисы

Министерство культуры Российской Федерации

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АРХИВНОЕ АГЕНТСТВО

Российский государственный архив социально-политической истории

Исторические документы

и актуальные проблемы археографии,

отечественной и всеобщей истории

нового и новейшего времени

Сборник

тезисов докладов участников

Конференции молодых ученых и специалистов

Clio 2011

МОСКВА

РОССПЭН

2011

В сборник включены тезисы докладов участников конференции молодых ученых и специалистов «Clio-2011» «Исторические документы и актуальные проблемы археографии, отечественной и всеобщей истории нового и новейшего времени», состоявшейся в Российском государственном архиве социально-политической истории в апреле 2011 года. В ней приняли участие сотрудники федеральных архивов Российской Федерации, научные сотрудники и аспиранты институтов РАН, вузов Москвы и других городов России, преподаватели, аспиранты и стажеры  из университетов Великобритании, Франции, Германии, Италии и Швейцарии. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011     

Исторические документы и актуальные проблемы археографии, отечественной и всеобщей истории нового и новейшего времени.

Сборник тезисов докладов участников конференции молодых ученых и специалистов «Clio-2011». Сост. Ж.В. Артамонова, А.В. Лукашин / Отв. редакторы С.А. Котов, А.В. Репников.

Российский государственный архив социально-политической истории

Российская политическая энциклопедия

ОГЛАВЛЕНИЕ

Авакян Д.А. Идеи регулирования процесса урбанизации в социально-политической мысли XIX века

Алёшина О.И. Политика Великобритании в Европе в эпоху революционных и наполеоновских войн (особенности источниковой базы)

Анашкина С.В. Либеральная оппозиция и царизм в IV Государственной Думе в период Первой мировой войны

Андреева Л.Ю. Социально-экономическое развитие верхневолжских карел  в условиях Российского государства XVIII в.

Андросова Д.Н. Идеологические дисциплины высшей школы СССР для иностранных студентов в 1956-1964 гг.

АнфертьевА.И. Деятельность руководителя Северокавказского окружного комиссариата по военным делам А.Е.Снесарева по строительству воинских формирований Красной Армии (1918-1919 гг.)

Артамонова Ж.В. Идеологический аспект агитационно-пропагандистской Кампании Московского открытого процесса 1936 г.

Бэйкер Роузи Поговорим о текстовых вставках: роль текста в раннем советском кинематографе

БольшаковаО.В. Основные направления деятельности охранных отделений в период первой русской революции 1905-1907 гг. (по материалам Рязанской губернии)

ВербицкийД.А. Проблема оценки современниками деятельности Русской Гражданской администрации и В.А. Черкасского в Болгарии в период Русско-турецкой войны 1877-1878 гг.

Веселов А.А. Журнал московских художников «Золотое Руно» в годы первой русской революции.

Горохов А.А. Анализ консервативных идей первой половины XIX века как фактор воссоздания многогранности политической культуры России

ДжалиловТ.А. События в ЧССР августа 1968 – апреля 1969 годов и документы РГАНИ

ДовжикН.Н. Коминтерн и организация Иностранного Радиовещания в СССР в начале  Великой Отечественной войны

ДубовицкаяМ.А. Подготовка государственного департамента США к саммиту в Вене в 1961 году

ДэвисВ. Миф о Малой Земле: многосторонний методологический подход

ЁхинаН.А. Кадетская интеллигенция на пути к образованию новой республиканско-демократической партии в эмиграции

КозловД.С. Реакция молодежи на развенчание культа личности Сталина (на материале Архангельской области)

КомочевН.А. Публикации актовых источников в России в XVIII-XX вв.

КононоваО.А. Опыты «полицейского социализма»: к истории сотрудничества С.В. Зубатова и Л.А. Тихомирова

КотовБ.С. Русско-германские торгово-экономические отношения накануне Первой мировой войны (1912-1914) в оценке русской прессы

КочетоваА.С. Роль Комиссии по вопросам религиозных культов при Президиуме ЦИК СССР в разработке религиозного законодательства 1930-х гг.

КулясоваА.Ф. Уильям Моррис: взгляд художника на политику

КураеваЮ.Г. Виды и формы страхования в условиях НЭПа

ЛевицкаяЮ.М. Становление Европейского Союза во второй половине XX века (основополагающие документы 

Летняков Д.Э. Российская политическая традиция и демократия

ЛукашинА.В. Проблема выработки новой национально-государственной модели Союза ССР. По материалам новоогарёвских совещаний (апрель-июль 1991 года)

ЛукиенкоЕ.Л. Теория «общественного идеала» в творчестве П.И. Новгородцева: исторический и социокультурный аспекты

МеркуловаА.М. МГУ имени М.В.Ломоносова в годы Великой отечественной войны: проблемы функционирования и факторы развития

Миронов А. С. Историографический и источниковедческий аспекты изучения феномена российской панк-культуры рубежа XX-XXI вв.

МухаматулинТ.А. Образ Испании периода Гражданской войны: по материалам российских архивов

НиколаеваЗлата. Охрана памятников в Литовской Республике. Из опыта интернет-публикации по истории реконструкции Дворца Великих Князей Литовских как объекта культурного наследия

ОмелаенкоВ.В. Проблема формирования общественных организаций либеральной ориентации в России в конце XIX- начале ХХ века

ОпилкинА.С. Создание районных охранных отделений в 1907 г. как попытка выхода из кризиса системы политической полиции России

Пашкеева Н.А. Методика разработки электр

онной схемы кодирования текста в формате XML / TEI P5 для подготовки электронной публикации исторического источника (на примере записок Генриха Делеклюз (1819-1879)

ПепеловаМ.Л. Маркузе: трагедия идеологизированной культуры

СкороходА.А. Русское духовенство в эмиграции. На примере митрополита Антония (Храповицкого)

СорокопудоваО. Е. В.В. Розанов: проблемы изучения идейно-политического наследия

ТальскаяО.Д. К вопросу об идеологическом обосновании колониальной политики

ТкачеваЕ.В. Публикаторская деятельность Главархива Москвы на современном этапе

ТихоновВ.В.Школьный учебник истории в контексте идеологических кампаний послевоенного времени (на примере «Новой истории» под редакцией В.М. Хвостова)

ХворовД.А.Политические идеи лидеров национально-освободительного движения в Ирландии в первой половине XIX в.

ШаровА.А.Из истории отечественной археографии XX века. А. А. Сергеев и А. А. Шилов: новые материалы к научной биографии археографов

ШемякинаО.Революционное народничество и генеалогия большевизма в советской историографии 1920-х годов

Ширяев  Е.А. Развитие системы регионального управления и ликвидация округов в РСФСР в 1930 г.

Яковлева А.Ф. Новое измерение британского лейборизма в XXI веке: проблемы и перспективы.

 

Идеи регулирования процесса урбанизации  

в социально-политической мысли XIX века

Д.А. Авакян

(МГУ)

К городу, как особому феномену, в котором сфокусированы все сферы жизнедеятельности человека, проявляли интерес мыслители, начиная со времен античности. Но только в XIX веке город стал самостоятельным объектом исследования  ряда научных дисциплин. Европейская промышленная революция разрушила традиционный уклад и экономические отношения, которые преимущественно основывались на земледелии. Стремительное развитие общественной жизни во многих сферах изменило направление развития городов. В этот период появилась потребность в том, чтобы создавать города нового типа или перестраивать уже существующие. Проблема перенаселенности, которая приводила к серьезным последствиям (ухудшение жилищных, бытовых условий; нарушение связей между городом и деревней, складывавшихся веками) вызывала все больший интерес как у архитекторов и инженеров, так и политических деятелей, философов и социологов. В XIX столетии  создавались теории и проекты, которые впоследствии заложили основы для такого направления в науке, как градостроительство, или урбанизм.  В этот период появилось огромное количество проектов, в основе которых лежала идея создания новых условий проживаний для рабочих, учитывающих определенный порядок в планировке и соблюдение санитарно – гигиенических требований. Особое распространение такого рода представления получили в рамках социально-утопической мысли Англии. Именно Англия стала первым европейским государством, которое столкнулось с негативными последствиями индустриальной революции и проблемами развития городов.

Одним из выдающихся теоретиков английского социализма является Р. Оуэн. В качестве альтернативы существующему положению в 1818 году Р.Оуэн предлагает свой собственный проект, представляющий собой поселок на 1200 человек. Основная единица строя — самообеспечивающиеся коммуны, «поселки общности», которые формируются в федерации национального масштаба, а затем объединяются и в международном масштабе. Распространение должно произойти за несколько лет по всей планете. Одновременно везде начинают функционировать одни своды законов, единый порядок управления. Соответственно вся жизнь в коммунах регламентируется согласно нормам, прописанным в конституции. Согласно основному закону любая деятельность основывается на принципах коллективного труда, равенства прав и обязанностей, общественной собственности. Важное условие существования людей в рамках коммун – общение с природой и окружающей средой, что возможно реализовать через ликвидацию противоречий между городом и деревней, соединение их лучших сторон. Промышленные города негативно влияют как на физическое состояние людей, так и на их душевное состояние.  Оуэн не разделял воспевания деревенского быта.  По мнению мыслителя необходимо соединить промышленное производство и сельское хозяйство. Именно  сельскохозяйственный труд,  чередование различных занятий   является для человека наиболее здоровым и гармоничным образом жизни.  По инициативе Оуэна было сделано несколько попыток постройки новых типов поселений, которые основывались на представлениях об идеальном устройстве. Например, в 1820 году в Орбистоне  принято решение воплотить в жизнь проект поселка «Единство».

В рамках социально-утопической мысли работал французский мыслитель Ш.Фурье. Свое видение системы поселения Ш.Фурье изложил в работе «Теория четырех движений и всеобщих судеб», опубликованной в 1808 г. Суть проекта заключалась в создании сети не очень больших по размеру общин, равномерно распределявшихся по территории государства. Населению следовало заниматься как сельским хозяйством, так и промышленным производством. Стержнем социальной организации является так называемая фаланга, основанная на самодостаточности. В рамках фаланги объединяются от 1700 до 2000 человек, в среднем около 400 семей (основная цель – расселение городов).  Место расположения фаланги определяется рядом параметров: местность должна быть обеспечена водой, плодородной почвой (пригодной для выращивания различных культур), лесом. Фурье пытался найти оптимальные размеры поселения, которое при этом  обладает достаточным для поддержания нормального уровня жизни природными ресурсами. В рамках нового устройства природа человека и общественный порядок должны согласоваться со страстями, которые присущи человеческому сообществу.  В фалангах сохраняется частная собственность, но интересы коллектива и индивида настолько гармоничны, что не возникает классовых противоречий. Совместные занятия сельскохозяйственным, промышленным и интеллектуальным трудом должны стереть различия между людьми, между городом и деревней (произойдет соединение преимуществ  типов расселения). Такая организация труда предоставит возможность самостоятельно распределять время и нагрузки. Фаланги представляют собой не зависящие друг от друга и независимые образования. Безусловно, их деятельность координируется и соотносится, но они не связаны в единую систему. Аппарат центральной власти не имеет права серьезно вмешиваться во внутреннюю жизнь фаланг. В работах социалистов-утопистов воплотились идеи о преодолении противоречий между городом и деревней, осуществлялся поиск путей идеального устройства общества, который предполагал уход от больших городов. По сути, это антиурбанистические проекты. В 1830-1840-е гг. появилась идея строительства города-сада, в основу которой лег принцип о преодолении противоположностей между городским и деревенским бытием. Это направление вошло в историю под названием поэзии урбанизма (направление, в основе которого лежит задача описания особенностей жизни в больших городах). Зарисовки Диккенса в романе «Очерки Боза» создают образ живого города с его особенностями в архитектуре, планировке. Кроме того, читатель имеет возможность познакомиться с менталитетом горожан, привычками, чертами, присущим только англичанам: автор с иронией подмечает, что в городе существует целое сословие людей, не знающих иного развлечения, как стоять, прислонившись к столбу; еще одна интересная особенность столичных жителей равнодушие к жизни и смерти. Лондон Диккенса, это, с одной стороны город садов и парков, город с необычной архитектурой в его центральной части, хаотичным расположением улиц, что придает ему определенное своеобразие. Но, с другой стороны, это нищие, голодные окраины, где  течет совершенно другая, наполненная бытовыми трудностями, жизнь. Таким образом, автор акцентирует внимание, прежде всего, на социальные противоречия и контрасты. Именно в этой работе появляются мотивы, которые так или иначе будут затрагиваться Диккенсом во всем его дальнейшем творчестве. Так называемая «городская тематика» в общественно-политической мысли получала в  XIX веке все большее значение по мере развития капитализма и производственных отношений. Большинство теорий строилось на критическом осмыслении действительности и создании, как правило, утопических проектов. В основе исследований лежит, прежде всего, социальная направленность, критика существующего положения и попытка создать функциональное жилище (главным образом через ограничение численности населения на определенной территории), которое соответствовало бы основным потребностям людей в комфорте. Многие проекты и теории урбанизма рассматривают процесс развития городов не как изолированное явление, а во взаимосвязи политических, социально-экономических, культурных, демографических изменений.

Таким образом, в XIX веке сформировались два основных подхода к восприятию процесса урбанизации. С одной стороны, предпринимались попытки ограничения размеров городов с целью сделать их жизнеразумными. С другой, города стали выполнять новые функции, поэтому такая форма жизни стала восприниматься как более прогрессивная в сравнении с существовавшими в тот период.

Обобщение исторических предпосылок формирования городов, особенности их образования и социально-политического развития в процессе формирования политического пространства той или иной системы возможно благодаря анализу работ, которые, так или иначе, рассматривают данную проблему. С помощью такого подхода  можно выделить основания для  изучения города с точки зрения исторической и политической науки.

Политика Великобритании в Европе

в эпоху революционных и наполеоновских войн

(особенности источниковой базы) 

О.И. Алёшина

(ИВИ РАН)

В период с 1793 по 1814 гг., когда большая часть европейских стран воевала с революционной, а затем наполеоновской Францией, наиболее упорным соперником последней была Великобритания. Эти страны находились в состоянии войны все это время, за исключением короткого периода в один год (1802-1803), когда действовал Амьенский мир, оказавшийся по своей сути перемирием для укрепления военного потенциала. Великобритания присоединилась к первой коалиции против Франции в тот момент, когда новообразованная республика преступила последнюю границу, казнив своего бывшего монарха, и уже в организации всех пяти последующих коалиций принимала непосредственное участие.

Формирование британской внешней политики было сложным процессом, который осуществлялся людьми разного положения и разных должностей. Она зависела от послов, уполномоченных посланников и консулов, от министра иностранных дел (а позже и министра войны и колоний), от премьер-министра, от всего правительства, от короля, парламента и в какой-то мере даже от общественного мнения. В то время Великобритания находилась в уникальном положении по сравнению со своими коллегами по антифранцузским коалициям: она была либеральной страной, где важные решения принимались с учетом мнения не только главы государства и приближенного к нему кружка, но и основных органов страны, представлявших исполнительную и законодательную власть. Если смотреть на эту ситуацию глазами историка, который пытается полностью воссоздать процесс принятия внешнеполитических решений в Великобритании, выходит, что база источников, которыми необходимо при этом пользоваться, в случае этой страны куда шире, чем в обычных монархиях того времени.

Когда речь идет, например, об Австрии или России, официальные донесения посланников и постановления монархов содержат большую часть необходимой информации: там открыто говорится секретных статьях различных соглашений, о планах по разделу территорий других держав и других циничных решениях. Официальные донесения в случае Великобритании – лишь верхушка айсберга. Любое формальное перечисление результатов переговоров сопровождалось личным письмом посла либо посланника министру иностранных дел. Донесение имело статус документа, который необходимо было зачитать парламенту и королю, письмо же было адресовано лично министру и содержало в себе секретные статьи заключенных соглашений, предложения, сделанные другой стороной, личные соображения посла, его видение ситуации и предложения. Многие из этих писем были изданы. Например, письма Каслри очень важны для правильного понимания британской внешней политики времен наполеоновских войн.# Обсуждают свою политику министры внешних дел, а также другие их высокопоставленные коллеги и в своих личных письмах, обращаясь к друзьям, родственникам и коллегам. В переписке можно встретить упоминание о неофициальных беседах с другими членами правительства, с представителями оппозиции или королем, которые чаще всего никем не протоколировались, однако служили средством разрешения многих проблем.

Важный источник для историков, занимающихся периодом революционных и наполеоновских войн, – это переписка и мемуары современников. Существуют издания, посвященные библиографии мемуаров. Значительным подспорьем в изучении британской внешней политики являются изданные сборники документов.

Другой источник для исследователей процесса принятия внешнеполитических решений – протоколы парламентских дебатов, которые начали издаваться как раз во время антинаполеоновских войн в 1804 г. Наиболее важные моменты, такие как объявление войны, заключение мирного договора или выделение средств на войска, флот или помощь союзникам, всегда обсуждались в Парламенте. По протоколам можно проследить точку зрения оппозиции (хотя для этих целей также может послужить переписка лидеров оппозиции) и отследить случаи, когда правительству приходилось идти навстречу пожеланиям оппозиции. Речи участников Парламента во время дебатов содержат не только аргументы в пользу той или иной политики (часто объяснения участников также помогают понять общие принципы, которыми руководствовались в начале XIX века), но и логику решений, понимание международного права и его соотношения с правом внутренним.

Интересным, хотя и не основным, источником по формированию внешнеполитических решений является пресса того исторического периода. Общественное мнение, конечно, не было определяющим во внешней политике, однако тот факт, что оно в принципе существовало и принималось во внимание правительством, достаточно уникален по сравнению с другими странами в тот период. Известны прецеденты, когда поведение английской прессы оказывало непосредственное влияние на международные события.

Серьезным подспорьем в изучении британской внешней политики, в частности, в эпоху наполеоновских войн являются документы, отложившиеся в российских архивах, прежде всего, в Архиве внешней политики Российской Империи МИД РФ, некоторые из которых были опубликованы в фундаментальной публикации «Внешняя политика России XIX – начала XX века». В целом можно сказать, что документальное исследование британской внешней политики отличается большим количеством и разнообразием источников, а также их уникальностью в сравнении с ситуацией в других странах.

 

Либеральная оппозиция и царизм в IV Государственной Думе в период Первой мировой войны 

С.В. Анашкина

(МГУ)

В июле 1914 г. Россия вступила в тяжелую затяжную войну с германским блоком. Несмотря на изначально удачные действия русской армии на фронте, тем не менее, хронические перебои с поставками боеприпасов, снаряжения и амуниции в армию и отсутствие четкого понимания у населения целей войны привели к тому, что вектор общественного доверия постепенно сместился в сторону IV Государственной Думы. Депутаты уловили данную смену общественных настроений, и по этой причине лидеры правых и либерально-буржуазных фракций выступили на чрезвычайном заседании Думы (26 июля 1914 г.) с призывом сплотиться вокруг «державного вождя, ведущего Россию в священный бой с врагом славянства», отложив «внутренние споры» и «счеты» с правительством#. Иными словами большинство в IV Государственной Думе высказались в поддержку правительственного курса.

Однако, начиная с середины 1915 г. действия русской армии на фронтах Первой мировой войны сменились рядом поражений. Весной и летом 1915 г. Российская империя лишилась практически всей территории Царства Польского, включая Варшаву; части Прибалтики, Украины и Белоруссии; офицерский корпус был потерян на 90%. Кроме того, рост стачечного движения, неспособность правительства обеспечить управление страной стимулировали активность политических партий, их оппозиционность и поиск новых тактических шагов

В частности Первая мировая война вынудила кадетское руководство внести коррективы в тактику партии. Изначально кадеты предприняли максимум усилий по мобилизации сил для ведения войны, поддержав патриотический угар всего населения. По постановлению ЦК кадетская фракция в период третьей сессии Думы голосовала за военные кредиты и принимала самое активное участие во всех ведомственных комиссиях по укреплению обороноспособности страны. После начавшихся поражений на фронте, а также из-за деструктивных процессов в экономике и продовольственной сфере, роста инфляции, дороговизны и безработицы, усиления консервативных тенденций в правительственном политическом курсе во всех сферах общественно-политической жизни в стране произошло обострение конфронтационных тенденций. По этой причине либеральная оппозиция вынуждена была отказаться от временного перемирия с властью, заключенного в связи с вступлением России в мировую войну и вновь активизировать свою деятельность.

Состоявшаяся 6-8 июня 1915 г. конференция партии Народной свободы позволяет проследить процесс нарастания оппозиционности в кадетских и околокадетских кругах, недовольных относительно слабым и бездейственным политическим курсом правительства. На конференции развернулась широкая полемика между различными течениями внутри партии, что заставило ее руководство занять более определенную позицию по отношению к исполнительной власти, четче сформулировать тактический курс#. Параллельно в стране происходила борьба за скорейший созыв Думы, между премьером и съехавшимися в Петроград депутатами, на чем также настаивали и конституционные демократы#.

Одним из главных результатов июньской конференции 1915 г. стали отчетливо выявившиеся разногласия между правым и левым течением в среде кадетов и их лидеров по вопросам партийной тактики в период военного времени, признание необходимости созыва высшего партийного органа – съезда, который в соответствии с уставом должен официально определять политическую линию и Центрального Комитета, и всей партии в целом. К этому времени руководство кадетской партии успело пересмотреть свою тактику отказа от парламентской борьбы с правительством до окончания военных действий. Именно поэтому для совместного наступления на правительственный кабинет на совещании членов Государственной Думы и Государственного Совета в августе 1915 г. в Думе было решено образовать, так называемый Прогрессивный блок.

В блок вошли кадеты, октябристы, прогрессисты, часть националистов (236 и 422 членов Думы) и три группы Государственного совета («центр», «академическая» и «внепартийный кружок»). Председателем бюро Прогрессивного блока стал октябрист С.И. Шидловский, а фактическим руководителем П.Н. Милюков. Декларация блока, опубликованная в газете «Речь», носила компромиссный характер, предусматривала создание правительства «общественного доверия» (из царских сановников и членов Думы).

В программу блока входили требования частичной амнистии, прекращения преследований за веру, автономии Польши, отмены ограничения в правах евреев, восстановления профсоюзов и рабочей печати. Политический смысл создания «Прогрессивного блока», по словам П.Н. Милюкова, заключался «в последней попытке найти мирный исход из положения, которое с каждым днем становилось все более грозным». В вопросах законотворческой деятельности блок имел свою специфику и был поддержан некоторыми членами Государственного Совета и Синода.

Таким образом, создав Прогрессивный блок и высказавшись за создание «министерства общественного доверия», конституционно-демократическая фракция с поддержкой нескольких либерально настроенных сподвижников перешла в открытую оппозицию. Таким образом, кадеты, пытались использовать благоприятный момент для ослабления правительства. Необходимо отметить, что частично партии Народной Свободы это удалось: инициатива ЦК кадетов по созданию Прогрессивного блока привела к тому, что третьеиюньская политическая система, отличительной особенностью которой было наличие в Думе правооктябристского большинства и октябристско-кадетского, дававшие правительству возможность тактического маневрирования, прекратила свое существование.

Сама трактовка лозунга «министерство доверия» вызвала острую полемику на созванном в Петрограде 18-21 февраля 1916 г. VI съезде партии кадетов. Делегаты так и не пришли к единому соглашению. Принятые резолюции носили общий одобрительный характер, в них съезд передоверял Центральному Комитету конкретизировать задачи ближайшего будущего в зависимости от складывающейся ситуации и в соответствии с этим строить деятельность свою и всей партии в целом.

С августа 1915 г. по февраль 1917 г. Прогрессивный блок превратился в главный инструмент борьбы российского либерализма с правительством. По существу это была борьба либеральной оппозиции сначала за долю, а со временем – за всю полноту государственной власти. Барометром настроений в обществе стали письма и телеграммы, поступавшие на имя депутатов и Председателя Думы.

Состоявшаяся 22-24 октября 1916 г. кадетская партийная конференция показала, что в это время оппозиционная борьба против авторитарного режима вступила в новую стадию. По существу к концу 1916 г. кадеты  и другие либеральные партии полностью утратили веру в возможность мирного исхода борьбы с властью и вынуждены были вновь возродить политические лозунги первой русской революции, в частности требование создания ответственного думского министерства. На той же октябрьской конференции активизировалось левое крыло в партии, представители которого настаивали на консолидации действий либеральной оппозиции с демократическим движением в стране, на установлении контактов с партиями леворадикального толка, рассматривая их в качестве союзников, как это было в 1905 г., в борьбе против существующего режима, не желавшего идти на какие-либо разумные уступки умеренным требованиям Прогрессивного блока.

Однако все попытки Прогрессивного блока провести через Государственную Думу и Государственный Совет реформы (создания «правительства доверия», проведения политики, направленной на «сохранение внутреннего мира», частичной амнистии осуждённых по политическим и религиозным делам, отмены некоторых ограничений в правах крестьян и национальных меньшинств, предоставление больших возможностей для местного самоуправления, восстановления деятельности профсоюзов) были блокированы правомонархическими группами . Поэтому усилившаяся в России политическая и социальная напряженность побудила либеральную оппозицию пойти на ещё большее обострение отношений с царизмом. Кульминацией кадетской «патриотической тревоги за судьбы родины» стала речь П.Н. Милюкова 1 ноября 1916 г в Думе. В ней лидер кадетов в острой, во многом, демагогической форме подверг резкой критике военную и хозяйственную политику правительства, обвинил «придворную партию», группирующуюся вокруг царицы, в подготовке сепаратного мира с Германией и в провокационном подталкивании масс к антиправительственным выступлениям. Речь П.Н. Милюкова, не разрешенная цензурой к печати, в миллионах экземплярах явочным порядком была распространена не только в тылу, но и в армии. Несмотря на то, что сам докладчик был далек от призыва к революции, тем не менее, его речь способствовала дестабилизации режима и дальнейшему накалу политической обстановки в стране накануне Февральской революции 1917 г.

Непримиримая позиция блока по отношению к государственной власти, ее резкая критика привели к политическому кризису 1916 г., ставшему одной из причин Февральской революции. Последовавшее вскоре вступление Николая II в верховное командование означало прекращение колебаний власти, отказ от соглашений с парламентским большинством на платформе «министерства доверия», отставку И.Л. Горемыкина и удаление поддержавших Прогрессивный блок министров. Наконец, после рассмотрения Думой военных законопроектов, 3 сентября председатель Думы М.В. Родзянко получил указ о роспуске Думы до следующей сессии. После февральской революции 1917 г. именно на основе Прогрессивного блока был сформирован первый состав Временного правительства.

Таким образом, оценивая исторический фон работы IV Государственной Думы с момента вступления России в первую мировую войну, следует отметить, что в данный период Российская империя в целом и система органов государственной власти и управления в частности оказалась в достаточно сложном положении. Волнения внутри страны, тяжелая внешнеполитическая ситуация, связанная с рядом болезненных поражений русской армии на фронтах, острая социальная напряженность, общий спад экономики, вызванный высокими военными расходами и потерей рабочих рук – всё это усилило остроту политической борьбы между партиям, заседавшим в последнем дореволюционным парламенте и правящим режимом, что в итоге и привело к ещё большему расшатыванию системы.

 

Социально-экономическое развитие верхневолжских карел  в условиях Российского государства XVIII в. 

Л.Ю. Андреева

(ГУУ)

Развитие  малочисленных народов в многонациональном Российском  государстве являлось и является сложным процессом, связанным с адаптацией в условиях русскоязычной среды, взаимодействием с властными структурами,  а также со стремлением сохранить свою национальную самобытность.

Локальная этническая общность верхневолжских карел начала формироваться в середине XVII в., когда началось активное переселение карел во внутренние районы Российского государства, в том числе в Тверской край. Государство предоставляло новым поселенцам свободные земли и определенные льготы для обустройства хозяйства.

Последняя волна переселений карел в Верхневолжье относится к концу первой четверти XVIII в., когда вся Карельская земля была присоединена к России. В этот период усиливаются повинности и сборы с карельского населения, что в свою очередь вызывает  бегство карельских крестьян, приписанных к дворцовым землям.

Процесс движения карельского населения в этот период можно проследить по Переписной книге Бежецкого Верха 1709 г. В ней указывается, что более половины семей карел находилось в движении#.  Карелы использовали предоставляемую им свободу от крепостной зависимости и часто стремились искать лучшие места для ведения хозяйства.

С другой стороны, наблюдался и обратный процесс. По царскому указу часть карельского крестьянства насильственно вывозилась в дворцовые земли#. Российские власти вели целенаправленную политику по закреплению крестьян-карел на государственных, дворцовых землях.  

Карелы в начале XVIII в. были преимущественно на оброчной повинности: «… оброк платили с  деревни Копониха по 2 рубля на год»; «на пустоши Горшково, новопоселенная деревня… в ней жили 3 двора карел, платили оброк по 2 рубля на год. Эти вышеписанные карелы, жившие до сроку и заплатив оброк, вышли в дворцовые волости в старые места»#. (За такие деньги в то время по найму надо было работать в течение года, 2 руб. стоила лошадь). Следовательно, поставленные в такие сложные жизненные условия карелы стремились уходить в другие места, где предоставлялись льготы или налог был меньше,  прежде всего на дворцовые земли.

В условиях определенной личной свободы верхневолжские карелы неоднократно на протяжении  второй половины XVII — начала XVIII вв. переселялись с дворцовых на частновладельческие земли и обратно,  в зависимости от условий жизни, льгот, плодородия земли и т. д.

В целом, по данным переписной книги было установлено всего 630 карельских дворов, из них бежали крестьяне 211 хозяйств, при этом в дворцовые волости было вывезено 134 хозяйства. 345 хозяйств – более половины (54,7%), находилось в движении.

Развитие Российской империи в XVIII в. было ознаменовано укреплением и расширением границ, важнейшими социально-экономическими и политическими реформами, которые оказали значительное влияние и на карельское население Верхневолжья. C 50-х вплоть до 90-х гг. XVIII в. осуществлялась массовая раздача государственных крестьян помещикам. Этот процесс отразился и на положении карельских государственных крестьян Верхневолжья. Карельские поселения раздавались сенаторам и другим крупным помещикам, происходило закрепощение крестьян-карел, что приводило к ухудшению положения карельского населения Верхневолжья.

В XVIII в. отмечаются конфликты между местным русским населением и карелами, в частности из-за владения землей. Основной причиной данных конфликтов была не межнациональная вражда (между карелами и русскими не было серьезных межэтнических противоречий, хотя и наблюдалось определенное недоверие), а исключительно вопрос о земле. В центральном регионе России проблема малоземелья оставалась актуальной на протяжении всего периода существования империи, и пустоши (т. е. свободная, нераспаханная земля) являлись важным элементом для использования в  хозяйственной жизни крестьян. 

В период правления Екатерины II в собственность государства отошла значительная часть церковных и монастырских земель, осуществлялась раздача земель вместе с крестьянами, в том числе в районах компактного проживания карел в Верхневолжье.

При императоре Павле I процесс передачи дворцовых земель с карельским населением в частные владения высшим государственным сановникам продолжился. Так, в 1797 г. сенатору Обрескову П.А. была пожалована Медвежьегорская дворцовая волость. Прудовская волость стала принадлежать Голенищевым-Кутузовым, Трестенская – сенатору Голубцеву#.

На хозяйства крепостных крестьян-карел Верхневолжья во второй четверти XVIII в. значительное воздействие оказывало развитие товарно-денежных отношений, в особенности связанное с активизацией волжско-балтийской торговли. Результатом развития торговли в карельских районах, лежавших по рекам Тверце, Мсте, Медведице, Мологе, было весьма существенное расширение в лесистых районах площадей под пашни путем расчистки леса, способствовавшее росту численности населения в местах проживания карел#.

Во второй половине XVIII в. заметную роль в полеводстве верхневолжских карел начинают играть посевы льна. Постепенно льноводство приобретало рыночное значение. Уровень развития хозяйств карел в регионе Верхневолжья не везде был одинаковым и зависел от многих факторов: от размера повинностей крестьян, количества и качества земельных угодий, близости к торговым путям и др. Состояние хозяйств верхневолжских карел также  зависело от социальной категории, к которой относились крестьяне.

Большое значение для развития всего Верхневолжья в XVIII в. имело строительство Вышневолоцкой водной системы. Тверские карелы принимали участие в строительстве канала. При этом повышался их социальный статус: многие верхневолжские карелы становились смотрителями, лоцманами и т. д. Новые пути сообщения способствовали развитию торговли в Тверском крае, появились новые ярмарки в регионе проживания верхневолжских карел.#

Таким образом,  социально – экономическое развитие верхневолжских карел на протяжении  всего XVIII в. не являлось равномерным и прогрессивным, что во многом обусловливалось  закрепощением карельского населения, тяготами военного времени (в особенности в период Северной войны), нестабильной политической ситуацией после смерти Петра I. С другой стороны ко второй половине XVIII в. карельское население Верхневолжья постепенно включалось в товарно-денежные отношения, осваивало новые виды хозяйственной специализации, активно участвовало  в торговле, что способствовало улучшению жизни карел в Тверском крае.

Идеологические дисциплины высшей школы СССР для иностранных студентов в 1956-1964 гг.

 

Андросова Д.Н.

(ИАИ РГГУ)

 

Данный доклад основан на документах КПСС и Советского правительства (ЦК КПСС, отделов — Международного и Отдела науки и высшей школы, Совета Министров СССР), в том числе впервые вводимых в научный оборот. Это не опубликованные документы Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ) и Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ).

В советских вузах большое внимание в преподавании уделялось таким предметам, как история КПСС, философия, политэкономия, научному коммунизму и пр. И особое внимание обращалось на обучение этим дисциплинам иностранных учащихся.

Идеологические дисциплины были обязательной частью учебных программ всех вузов СССР, как технических, так и гуманитарных. Реакция иностранных правительств на ведение этих курсов была различной. Документы свидетельствуют о сопротивлении идеологическому воздействию на студентов со стороны иностранных правительств и самих студентов. Правительства Индонезии, Ирана, Сирии, Китая и др. постоянно требовали, чтобы их студентам не преподавали общественные науки, связанные с идеологией коммунизма. Документы свидетельствуют об открытом неприятии и даже запрете изучать идеологические дисциплины. Студентам из Индии, ОАР, Ирака и некоторых других стран через посольства запрещалось посещать такие занятия. Сотрудники посольств собирали информацию через других студентов о нарушении этих запретов: нарушителей фотографировали при посещении ими занятий.

Правительства Камбоджи, Алжира, Того, Цейлона, Марокко, Мали, и др. занимали двойственную позицию. Они открыто не возражали, но «советовали» студентам не посещать означенные курсы и, таким образом, сужали ареал распространения коммунистической идеологии в мире.

22 октября 1963 г. на совещании руководителей кафедр общественных наук университетов и институтов по вопросу усиления их роли в идейно-воспитательной работе со студентами-иностранцами тов. Бородин (Киевский университет) отмечал, что «установлена слежка за теми, кто пытается изучать что-либо из марксизма-ленинизма, и всякие попытки, когда мы это начинаем, они где-то в середине – в период Октябрьской революции или гражданской войны прерывались». Тов. Опарин (кафедра политэкономии УДН) говорил о таком выходе из положения, как преподавание идеологических дисциплин факультативно, что могло снять нежелательные вопросы со стороны посольств.

Однако прием студентов велся при условии, что в вузах СССР иностранцы будут обучаться в соответствии с советскими учебными планами и программами. Уже на подготовительных факультетах читались краткие вступительные курсы общественных дисциплин обзорного характера, или вводились как «факультативные».

Заведующий кафедрой общественных наук Ташкентского университета тов. Тутунджан вспоминал, что после нескольких занятий к нему подошли со своим руководителем несколько студентов, сказали, что они коммунисты, и просили вести с ними более углубленные занятия по программе КПСС. Причем, что характерно, нелегально. Так, из 107 человек, 5 занимались нелегально. Полный курс Программы КПСС им читался в помещении, специально выделенном университетом.

Иностранные студенты в советских вузах часто сами выступали против лекций, семинаров, распространения властями  идеологической и политической литературы. Однако были те, кто, несмотря на запреты, активно посещал такие занятия. Их мотивация обуславливалась реакцией на обострение межгосударственных отношений или на отношение к коммунистическим партиям в своих странах (Китай, Албания). Заведующий кафедрой истории КПСС Московского химико-технологического института тов. Рухов говорил, что из 230 иностранцев в институте «в прошлом году [1960 – авт.] было 57 китайцев. После каникул вернулись все, только 3 задержали там для “трудового воспитания”. Именно они относились к нам доброжелательно».

Интересно, что наиболее активно посещали такие занятия немногочисленные студенты капиталистических стран: Тов. Малышев (МГУ, кафедра философии, естественный факультет) упоминал о жарких спорах с американскими студентами, где американцы провокационно спрашивали о причине импорта хлеба в СССР, а советские студенты интересовались, почему США закупают в СССР турбобуры..

Более того, «студенты из капиталистических стран не только не боятся придти, но иногда просят провести беседы на международные темы. Особенно, в связи с кризисом в Карибском море. После этой беседы африканцы из Гаити заявили: “Надо пойти на философию!”».

Различие в мировоззрении, образовательной подготовке студентов влияло на обучение идеологическим дисциплинам. Преподаватели ставили вопрос о целесообразности комплектации вузов группами студентов из однородного ряда стран для улучшения качества учебы.

Нередко, особенно из слаборазвитых стран, прибывали студенты с уровнем подготовки за 6-7 класс советской средней школы и слабым или отсутствующим знанием русского языка. Здесь, конечно, первоочередным стоял вопрос изучения языка.

И если при преподавании языка уже была сформирована система распределения студентов, то в плане идеологического воспитания определенного единого решения не было. При распределении студентов по вузам чаще использовался «разброс» студентов по разным вузам для «вливания» их в «общие потоки». Тем не менее, было мнение о том, что «вряд ли стоит вовлекать иностранцев в общие потоки. Надо специфически строить курс». Более того, при наличии достаточной их численности наметилась тенденция обучать идеологическим дисциплинам «отдельными потоками». Большие ставки делались на влияние студенческой среды. Особое внимание уделялось советским студентам, учащимся вместе с иностранными студентами и живущими с ними в общежитиях.

Остро встал и вопрос об учебниках. 22 октября 1963 г. на совещании руководителей кафедр общественных наук университетов и институтов поднимался вопрос нехватки учебников по курсу «Советский Союз» на иностранных языках.

Из-за недостаточного владения русским языком многих студентов, особенно из слаборазвитых стран, студенты просили учебники на родных языках или языках-посредниках. Упомянутый выше заведующий кафедрой общественных наук Ташкентского университета тов. Тутунджан отмечал, что у них в университете имеется только один экземпляр «СССР сегодня и завтра» на английском языке. И то, им с большим трудом «украденный». Был поднят вопрос об издании его на русском языке. Это помогло бы подготовительному факультету в изучении русского языка. Отмечался кустарный характер наглядных пособий.

Преподавание общественных дисциплин в большей степени, чем преподавание точных наук, где используется язык формул, было сопряжено с преподаванием русского языка как иностранного.

Преподаватели МГУ считали, что «преподавание гуманитарных дисциплин лучше проводить не на родном языке, а с переводом, чтобы студенты воспринимали на слух русскую речь и тут же слышали перевод. В работе со студентами иностранцами большое значение имеют знания их родного языка преподавателями-предметниками. Попытки обучить преподавателей наталкивались на отсутствие денежных средств и времени.

Не был решен вопрос о том, на каком языке предпочтительнее читать курсы общественных наук – на русском, на родном языке или на языке-посреднике студентов.

В технических институтах к воспитательной работе среди студентов-иностранцев стремились привлечь «предметников», но «преподаватели и профессора специальных и общих дисциплин считают, что воспитательной работой должны заниматься только товарищи, которые здесь присутствуют, а они – только наукой».

Остро стоял вопрос о кадрах. Распределение студентов дробными партиями, затем по отдельным потокам для изучения общественных дисциплин приводило к перегрузке часами работников соответствующих кафедр, что требовало не только дополнительного финансирования, но и координации учебных планов, выделения учебных часов в общей учебной сетке#. Встал вопрос о выделении должности декана по идеологическим дисциплинам.

Преподаватели утверждали, что эффективней идет индивидуальная работа – экскурсии, посещение музеев, проживание в общежитии с советскими студентами, вечера встреч#.

Таким образом, в 1956-1964 гг. выявлено большое количество проблем с обучением иностранных студентов общественным дисциплинам: идеологических, организационных, профессиональных. Более организованный характер изучению данных дисциплин был придан в 1967 г., когда  была введена должность декана по идеологическим дисциплинам.

Указанные выше проблемы не исчезли, они с разной степенью успешности решались в последующие годы.

 

Деятельность руководителя Северокавказского окружного комиссариата по военным делам А.Е. Снесарева по строительству воинских формирований Красной Армии (1918-1919 гг.)

А.И. Анфертьев

(ЦТРС МО РФ)

 

Период Гражданской войны в России, несмотря на обилие публикаций в советской и российской историографии, продолжает привлекать внимание современных исследователей. Важнейшая роль в событиях тех лет принадлежала командному составу старой русской армии, добровольно принявшему сторону Советской власти. Тогда остро встал вопрос о создании в кратчайшие сроки сильной регулярной Красной Армии. А.Е. Снесарев, генерал-лейтенант, в 1918 г. назначается руководителем Северо-Кавказского Окружного комиссариата. Без преувеличения можно сказать, что в тот момент это был самый сложный и трудный военный пост в республике.

Спустя три дня после назначения А.Е. Снесарева в Царицын, 11 мая 1918 г., была сыграна печально известная «кровавая пасха» — массовая казнь экспедиции большевика Федора Подтелкова. Антисоветские восстания набирали силу на Кубани, Тереке, в предгорьях Кавказа. Все пути сходились в Царицыне. Красная армия здесь была представлена тысячами иногородних фронтовиков Ефима Щаденко; красными казаками Филиппа Миронова, донецкими шахтерами Климента Ворошилова; степняками-поселенцами Шевкоплясова, отказавшимися покидать родные слободы; уголовниками-анархистами Черной Маруси; наемниками Киквидзе; эсеровскими рабочими полков царицынских заводов#.

Сложившаяся на Северном Кавказе обстановка требовала от военного руководства округа немедленных и решительных действий. Ленинский мандат, выданный А.Е. Снесареву, обязывал все правительственные и советские организации и учреждения оказывать «назначенному лицу всяческое содействие по всем делам, связанным с занимаемой должностью»#. А дела эти определялись в первую очередь директивой Высшего военного совета: «Собрать и организовать всеми возможными мерами необходимые силы и средства для противодействия дальнейшему наступательному движению противника… при всей возможности перейти к активным действиям»#.

Оценивая значение обороны Царицына, историк Гражданской войны А.А. Зайцев писал: «С военной точки зрения летом 1918 г. Царицын являлся единственным важнейшим объектом операций и Восточного и Южного фронтов русской контрреволюции»#. Согласившись с этим выводом, известный историк Ю.В. Изместьев подчеркивал: «Владея Царицыным, красные прерывали связь между Добровольческой армией, Донским, Кубанским и Терским казачествами, с одной стороны, и Уральским, Оренбургским казачествами и Сибирью – с другой. Это препятствовало образованию единого противобольшевистского фронта»#.

В этой связи актуальность темы, определяющая необходимость исследования деятельности А.Е. Снесарева по строительству воинских формирований Красной Армии на Северном Кавказе обусловлена рядом причин:

во-первых, необходимостью проанализировать формы и методы руководства строительством воинских формирований в условиях переходного периода становления государства на этапе смены социально-экономического строя, чтобы использовать опыт на современном этапе строительства вооруженных сил;

во вторых, необходимостью создания эффективной системы противодействия террористическим организациям на территории страны, в особенности на Северном Кавказе, что еще раз подчеркивает актуальность изучения опыта комплектования и содержания воинских формирований в отдельно взятом округе, как основы для создания антитеррористической системы в Северо-Кавказском регионе.

Цель исследованиясостоит в том, чтобы на основе архивных источников исследовать основные мероприятия, проведенные А.Е. Снесаревым по строительству воинских формирований Красной Армии на Северном Кавказе. По теме исследования к настоящему времени опубликовано большое количество работ. Их можно разделить на следующие группы:

Первая группа. Материалы, опубликованные в рамках хронологии заявленного исследования, т.е. 1918-1919 гг., в том числе автором которых является сам А.Е. Снесарев.

Вторая группа. Исследования периода советской историографии.

Третья группа. Исследования, опубликованные в современной российской историографии.

Нельзя не отметить, что в опубликованных материалах существует ряд версий о роли и деятельности органов военного и политического управления по строительству воинских формирований Красной Армии на территории Северного Кавказа. Порою эти версии вызывают полемику на страницах научных журналов. Так историки В. Дудник и Д. Смирнов в статье «Вся жизнь – науке» описывают жизненный путь генерала А.Е. Снесарева как выдающегося военачальника и ученого, внесшего существенный вклад в военную науку, организацию Красной армии. В том же году им пришлось печатать статью «Ответ профессору Э.Б. Генкиной»#. В ответной статье авторы, опираясь на фактический материал, отвергают нападки профессора Э.Б. Генкиной на якобы необъективность своей статьи. Речь в данном случае в основном идет о периоде обороны Царицына и о роли в этой обороне А.Е. Снесарева и И.В. Сталина. Авторы убедительно опровергают домыслы и доказательно защищают доброе имя А.Е. Снесарева.

Вместе с тем по данной теме имеются архивные документы, которые не использовались исследователями. Наиболее ценные из них находятся в РГАСПИ. Фонд 17 – Центральный комитет КПСС (ЦК КПСС) (1898, 1903 – 1991), Фонд 5 – Секретариат В.И. Ленина (1917 – 1924), Фонд 74 – Ворошилов Климент Ефремович (1881-1969), Фонд 325 – Троцкий (наст. Бронштейн) Лев Давидович (1879-1940), Фонд 558 – Сталин (наст. Джугашвили) Иосиф Виссарионович (1878-1953).

Научная задача исследования – на основе документов, находящихся в РГАСПИ, выявить особенности деятельности А.Е. Снесарева и ее результаты по строительству воинских формирований Красной Армии в Северо-Кавказском военном округе. Документы, позволяют по-новому взглянуть, внести ясность в события, которые происходили в 1918-1919 гг. на Северном Кавказе, и на роль А.Е. Снесарева в создании и строительстве Северо-Кавказского военного округа.

Деятельность А.Е. Снесарева, направленная на установление и совершенствованию организации войск Красной Армии Северо-Кавказского военного округа 1918 –1919 гг., пришлась на непростой период. 26 мая 1918 г. он прибыл в Царицын. Впечатление от знакомства с войсками сложилось самое удручающее. Армии невелики, иногда по 300-400 человек#, состоят в основном из небольших партизанских отрядов, живущих в поездах. Всего находится в распоряжении не более 100 тысяч человек#, но и они раздроблены и очень низкого качества. Дисциплины никакой. Начальники выборные и не имеют никакой силы.

А.Е. Снесарев с первого дня начинает выстраивать в округе систему и порядок. Были созданы штаб и коллегия военного комиссариата. Последняя создается для того, чтобы отсечь от принятия решений некомпетентных в военном деле командиров. Армейские комитеты, выборность, партизанщина постепенно начинают упраздняться. Вскоре войска стали обретать регулярный облик. Снесарев, как можно чаще бывает в войсках, вникает в их проблемы и нужды на местах. Следующим его шагом было строительство оперативно-стратегических и оперативных формирований Красной Армии на основе типовых штатов соединений и воинских частей. К лету 1918 г. СКВО приобретает четкую организационную структуру. Армии стали представлять оперативные объединения, управление осуществляли штабы, укомплектованные, насколько это было возможно, опытными офицерами.

Сильной стороной в военном строительстве являлись создание и умелое применение воинских формирований общевойскового типа, способных решать боевые задачи. В них включались пехота, кавалерия, артиллерия (все существовавшие тогда рода сухопутных войск), инженерные, а также запасные подразделения. В условиях маневренного характера Гражданской войны А.Е. Снесарев пытается создать кавалерийские соединения – конные корпуса. Но всем его планам не суждено было сбыться.

В июле-августе 1918 части Вооруженных Сил Юга России перешли в наступление. Они встретили решительное сопротивление. Штурм Царицына был отбит.

Построив боеспособное оперативно-стратегическое объединение, способное противостоять на Северном Кавказе группе войск Северного Кавказа (ген. Эрдели), Кавказской армии ген. Врангеля, Донской армии ген. Сидорина, Добровольческой армии ген. Май-Маевского (на всем противобольшевистском фронте у Деникина было в этот момент около 70 тыс.) А.Е. Снесарев не считал необходимым ввязываться в политические интриги. Чего не скажешь о Чрезвычайном комиссаре по вывозу хлеба И.В. Сталине.

«И.В. Сталин создает военный совет Юго-Восточного фронта. В составе совета – Сталин, Мининин Ворошилов, командование округа, вместе с членами коллегии военного комиссариата СКВО были арестованы и посажены на баржи на Волге. На одной из этих барж, ожидая расправы, сидел военрук СКВО А.Е. Снесарев». Его и многих других офицеров из штаба СКВО спасла прибывшая из Москвы комиссия во главе с Л.Д. Троцким. Правда, А.Е. Снесарева не оставили в Царицыне, а отправили в Смоленск, начальником обороны Западного района.

Полученные в ходе исследования результаты позволяют сформулировать ряд предложений и научно-практических рекомендаций. В целом следует положительно оценить опыт А.Е. Снесарева, полученный им в царской армии и примененный при строительстве воинских формирований Северо-Кавказского военного округа. Одновременно исследование позволило выявить недостатки и просчеты, допущенные его предшественниками:

недооценка роли штабов, как органов военного управления;

отсутствие планомерности при строительстве, как органов военного управления, так и воинских формирований;

недооценка роли подготовленных военных кадров: как краскомов, так и военспецов.

В настоящий момент особенно важно учитывать исторический опыт, который приходится на первые десятилетия развития страны в условиях становления принципиально новых социально-политических и экономических отношений. Слом старой армии и формирование новой системы органов военного управления, при всем своем различии с точки зрения исторической ретроспективы, имеет характерные общие тенденции, знание которых позволяет выработать более эффективные подходы к формированию приоритетов военного строительства в современных условиях. А так как реформа Вооруженных Сил современной России еще не завершена, то анализ ошибок и недочетов, которые были совершены в исследуемый период, может позволить избежать повторения ошибок.

Кроме того, после распада Советского Союза в 1991 г. бывшие союзные республики СССР (территории, ране входившие в состав Российской империи) обрели независимость и оказались по разные стороны границ с современной Россией. Происходит смена их социально-экономического строя; со становлением государственности Российской Федерации возникли проблемы обеспечения военной безопасности, руководства строительством Вооруженных Сил Российской Федерации, поиска новых подходов к их содержанию и комплектованию.

 

Идеологический аспект

агитационно-пропагандистской Кампании Московского открытого процесса 1936 г. 

Ж.В. Артамонова

(РГАСПИ)

 

В 1920-е – 1930-е гг. политические (в том числе и показательные) судебные процессы, проводившиеся как в центре, так и на местах, являлись частью повседневной жизни советского общества. Политические процессы, организуемые, как правило, на ключевых, переломных этапах советской истории призваны были решить актуальные для своего времени политические, экономические, социальные, идеологические, пропагандистские задачи. Характерной особенностью политических процессов является сопровождение их мощной агитационно-пропагандистской кампанией, в сущности их неотъемлемой части и «идеологической составляющей»#. Именно сопровождение политических процессов агитационно-пропагандистской кампанией позволяет рассматривать их как часть системы советской пропаганды, мощное средство воздействия на общественное мнение. Особенными в ряду известных показательных процессов стоит назвать большие Московские открытые процессы 1936-1938 гг.

19-24 августа 1936 г. в Октябрьском зале Дома союзов Военной коллегией Верховного суда СССР был проведен первый Московский открытый процесс по делу так называемого «троцкистско-зиновьевского террористического центра», ставший кульминацией всех «послекировских» судебных политических процессов 1934-1936 гг. Среди подсудимых процесса были такие видные большевики, как Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Г.Е. Евдокимов, И.П. Бакаев, С.В. Мрачковский, В.А. Тер-Ваганян, И.Н. Смирнов, а также молодые члены германской компартии, эмигрировавшие в СССР. По приговору Военной Коллегии обвиняемые были признаны виновными в организации убийства С.М. Кирова и в подготовке убийств вождей советского государства. Все 16 подсудимых были приговорены к высшей мере наказания. 13 июня 1988 г. пленум Верховного суда СССР удовлетворил протест Генерального прокурора СССР и приговор от 24 августа 1936 г. был отменен.

Агитационно-пропагандистская кампания, проведенная вокруг Московского открытого процесса 1936 г., началась задолго до его заседаний, была долгосрочной (конец июля – 30 сентября 1936 г.) и интенсивной. Она имела задачу усилить идейно-политическое влияние процесса на массы, использовать процесс как фактор повышения авторитета партийно-государственного руководства СССР в партии и широких слоях населения. В ходе кампании были использованы технологии и методы кампаний мобилизационного типа, которые с помощью неоднократно отработанных ранее методов по постановке агитационной и пропагандистской работы центрального и местного партийного аппарата, достаточно в сжатые сроки позволили мобилизовать население на обсуждение материалов процесса#.

Обвинительная и аналогичная ей идеологическая составляющая Московского открытого процесса 1936 г. не были созданы одномоментно и на протяжении 1934-1936 гг. претерпевали значительные изменения. Прежде всего, они были связаны с внедрением в их первоначальную антизиновьевскую направленность антитроцкистских мотивов, когда разоблачение «зиновьевцев» сопрягалось с разоблачением троцкистов и лично Л.Д. Троцкого. Именно в таком виде эта версия и была представлена на Московском открытом процессе 1936 г., а затем легла в основу сопровождающей его агитационно-пропагандистской кампании.

Целенаправленная подготовка партии и общества к процессу началась 29 июля 1936 г. – дата выпуска закрытого письма ЦК ВКП(б), которое стало главным, «программным» документом, определившим идеологическую составляющую кампании и закрепившим указания руководства страны по этому вопросу. На основе ничем не подтвержденных фактов закрытое письмо ЦК ВКП(б) представило сфабрикованную по указаниям И.В. Сталина версию событий, основой которой стали голословные утверждения о причастности троцкистско-зиновьевского блока к террористическим актам против руководителей советского государства.

Между тем, 6 сентября 1936 г. И.В. Сталин в шифротелеграмме на имя В.М. Молотова и Л.М. Кагановича раскритиковал проведенную газетой «Правда» агитационно-пропагандистскую кампанию, указал на узость ее содержания и узость обвинительной базы процесса. По мнению И.В. Сталина, «Правда» не по-марксистки прокомментировала материалы процесса, все свела к конфликту внутри партии, к тому, что есть «люди злые, желающие с помощью террора захватить власть», и «люди добрые, стоящие у власти», не написала о существовании у подсудимых политической платформы. Принимая во внимание, что партийная пропаганда, газета «Правда», агитационно-пропагандистская кампания вокруг Московского открытого процесса были целиком подконтрольны партии, недовольство И.В. Сталина можно расценивать не столько как критику редакции «Правды», сколько прямой выпад против разработчиков и контролеров идеологической базы процесса, против методов освещения процесса в печати и характера сопровождающей его идеолого-пропагандистской кампании.

Анализ сталинской критики газеты «Правда» показывает, что по сути И.В. Сталин повторил хорошо известное, тривиальное положение о том, что оппозиция является врагом социалистического строительства. Отход от этих, всем известных, но тяжело доказуемых положений, был сделан еще в ходе следствия 1935 г., когда руководству страны стало ясно, что следственный аппарат «спасовал» перед опытными и идейно закаленными в острой полемике 1920-х гг. старыми большевиками. Для преодоления подобной ситуации, с личного согласия И.В. Сталина и под его личным контролем, следствие пошло по пути более грубой и простой фальсификации фактов, в ходе длительных и изнурительных допросов добывая и неоднократно подтверждая факты подготовки террористических актов, многочисленных встречах оппозиционеров, роли Троцкого и его агентуры. Результаты проведенного в подобном ключе следствия и были представлены на Московском открытом процессе 1936 г.

Изучение шифртелеграммы И.В. Сталина от 6 сентября 1936 г. показывает наличие целого комплекса причин для изменения идеологического содержания процесса, лишь прикрываемых критикой газеты. Из шифртелеграммы видна озабоченность И.В. Сталина тем, что частью граждан в СССР и заграницей процесс был воспринят как результат личностного конфликта внутри руководства страны. По утверждению И.В. Сталина, газета «Правда» «все свела к личному моменту», а не объяснила, что борьба оппозиционеров есть борьба не против руководителей страны, а «против коллективизации, против индустриализации…, ибо Сталин и другие руководители не есть изолированные лица, а олицетворение всех побед социализма в СССР». Подобные волнения охватывали И.В. Сталина и в дни процесса. Стоит отметить, что общественные настроения, о которых предупреждал И.В. Сталин, действительно зафиксированы в информационных материалах, подготовленных партийным аппаратом, местными парторганизациями, в перечнях вопросов, задаваемых лекторам и агитаторам и др.

Частично существование подобных настроений может быть объяснено тем, что во время агитационно-пропагандистской кампании 1934-1936 гг. был создан крайне отвлеченный и малоубедительный образ «врага». Его основными элементами стали абстрактные для большинства населения понятия «оппозиция» и «оппозиционные взгляды», ассоциирующиеся у людей с внутрипартийной борьбой 1920-х гг., но никак не со смертельной угрозой для всего советского общества и государства. В шифртелеграмме И.В. Сталина от 6 сентября 1936 г. круг обвинений был значительно расширен, благодаря чему в систему агитации и пропаганды на протяжении конца 1936-1938 гг. входят такие понятия, как «шпионаж», «диверсия», «измена родине», «вредительство». Подобные понятия более адекватно воспринимались обывателями, вызывали естественное негодование против врагов советского государства и, следовательно, являлись более эффективными оружием пропагандистских акций.

С другой стороны, шифртелеграмма И.В. Сталина явилась не только директивой изменения идеологического направления агитационно-пропагандистской кампании, но, главным образом, сигналом продолжения широкомасштабной расправы над оппозиционерами. Изменение идеологической базы репрессивных мероприятий происходило постепенно. Первоначально, директивные указания И.В. Сталина были оценены в узком кругу ответственных лиц. Именно поэтому они практически не нашли отражение на страницах газет. И только на втором Московском открытом процессе 1937 г. новая версия обвинений была представлена и подтверждена.

Все выше сказанное подтверждается и официальными материалами. 29 сентября 1936 г. на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было утверждено постановление «Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам», где данные И.В. Сталиным в шифртелеграмме от 6 сентября 1936 г. установки использовались для расширения круга обвиняемых и для объяснения причин усиления террора.

После Московского открытого процесса 1936 г. и в связи с изменением обвинительной составляющей репрессивной политики, произошло новое усиление как внесудебных, так и судебных репрессий, которое достигло своего апогея в 1937-1938 гг.

 

Поговорим о текстовых вставках:

роль текста в раннем советском кинематографе

Бэйкер Роузи

(Тринити колледж, Университет Кембриджа)

 

В октябре 1908 г. Александр Дранков снял фильм “Стенька Разин”, который был объявлен и до сих пор считается первым русским полнометражным фильмом. Продолжительность фильма составляет всего шесть с половиной минут, и сам фильм содержит около десяти текстовых вставок, важность которых обусловлена обращением Дранкова к письменной речи в кинематографе.

Создатель фильма не только использовал свою известность как фотожурналиста и русского корреспондента лондонской газеты “The Times” и парижской “L` Illustration”, чтобы открыть в Санкт-Петербурге текстовую лабораторию, но также прочитал первую в России “научную лекцию” о технических принципах кинематографии, включая раздел, посвящённый текстовым вставкам.

Сначала я вкратце остановлюсь на истории развития текстовых вставок, затем перейду к рассказу о том, как Дранков применял вставки, чтобы вытеснить кинематографические “правила” и одновременно [пояснять действие фильма].

Я продемонстрирую то, что текстовые вставки не согласуются с дихотомией объяснительно-диалоговой структуры, которая вскоре стала преобладать в кинематографической теории, и даже содержат языковые элементы, не присущие ни художественной, ни повседневной речи, выражают прямую речь вместо диалога, и частично (если не полностью) стирают различие между письменной и устной речью.

Должно быть оценено критически общее представление о том, что текстовые вставки всего лишь являются визуальным средством описания последовательно происходящих событий, позволяют определить причины и следствия происходящих на экране событий, и (или) воспроизводят в дополнительных кадрах реплики, произносимые персонажами фильма: напротив – также, как Всеволод Мейерхольд утверждал через десять дней после выхода фильма, я выскажу предположение, что текстовые вставки “применяются не просто для разъяснения… но и для того, чтобы слово, столь очаровательное в искусстве, звучало громко”.

 

Основные направления деятельности охранных отделений в период первой русской революции 1905-1907 гг.

(по материалам Рязанской губернии)

О.В. Большакова

(ТГПУ)

 

ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ — орган политического розыска и управления полицией царской России. Образован 6 августа 1880 г. До 1881 г. назывался Департаментом государственной полиции. В ведении Департамента полиции находились охранные отделения, полицейские учреждения, сыскные организации… Наследовал дела «Третьего отделения»…  

1 января 1898г. Создан Особый отдел («мозг» и «сердце» Департамента полиции)

ОХРАННЫЕ ОТДЕЛЕНИЯ — (охранка), местные отделы Департамента полиции. Впервые появились в Санкт Петербурге (1866) и Москве (1880); к 1907 в 27 промышленных и культурных центрах. Ведали политическим сыском, имели агентов для наружного наблюдения…

Через местные охранные учреждения Департамент полиции и Особый отдел осуществляли свои основные функции. Местные учреждения в разных районах были различные: губернские жандармские управления (ГЖУ), областные жандармские управления (ОЖУ), жандармско-полицейские управления железных дорог (ЖПУ ж/д), розыскные пункты, районные охранные отделения (РОО). В Рязани действовали губернские жандармские управления. В подчинении ГЖУ находились уездные полицейские управления, а также Рязанское городское полицейское управление.

Основные направления деятельности охранных структур: розыскная, наблюдательная, дознавательная.

В сложный революционный период в деятельности рязанского ГЖУ особая роль отдавалась наружному наблюдению, в ходе которого шла разработка данных секретной агентуры, уточнялись и проверялись ее сведения.

К деятельности ГЖУ относится также осуществление дознаний .  

В 1905-1907 гг., в период первой русской революции помимо открытых выступлений против официальной власти, широко были распространены различные агитационные мероприятия, направленные на приобщение все большего числа людей к революционным идеям. Поэтому непосредственной задачей местных охранных подразделений был контроль за распространением нелегальной литературы среди крестьян, воинских чинов, служащих, чиновников.

За политически неблагонадежными лицами был учрежден гласный и негласный надзор полиции.   

Агентурные сведения о подготовке рабочих Рязанской губернии к забастовкам (1905-1907гг.).  

Проверка политической благонадежности лиц, поступающих на службу в государственные учреждения, в армию, на железную дорогу.

В период революции создавались различного рода организации, партии, союзы, контроль за деятельностью которых, также входил в обязанности органов жандармерии на местах. Например, в Рязанской губернии был организован Крестьянский союз (24 декабря 1905г. – 26 мая 1906г.), о чем свидетельствует  Переписка о деятельности Крестьянского союза.  

Осуществлялся контроль за деятельностью Российской социал-демократической рабочей партией.

Также ярким примером данного направления деятельности местных охранных отделений является Циркуляр ДП начальникам Охранных отделений и Жандармского управления в связи с международным Социалистическим Конгрессом в Штутгарте, который призывал принять своевременные меры к выяснению какие из революционных организаций, вверенного наблюдению района примут участие в Конгрессе, каким порядком будут производится выборы делегатов, кто именно будет выбран, через какие пограничные пункты и когда будут направляться делегаты.

Циркуляр ДП от 3 мая 1907 г.: представлена копия «Обращения Центрального Комитета партии Социалистов-Революционеров» по поводу вновь возникающей Социалистической еврейской рабочей партии «Серпь»: принять все меры к тому, чтобы не дать возможности организоваться означенной группе, выяснить всех ее членов и немедленно ликвидировать.

Кроме конкретных мероприятий, Охранные структуры следили за изменением политического настроения среди населения губернии. Так, например, при анализе ситуации на 1908г., первый год после революции, из записок уездных исправников начальнику рязанского ГЖУ, узнаём следующее: «Политические настроения по сравнению с 1905-1906 гг. – значительно улучшились.

— Проглядывается упадок интереса к политической жизни.

— Земельный вопрос по — прежнему интересует крестьян. Они ждут его разрешения Думой. Следовательно, полное отсутствие аграрных беспорядков.

— Служащие правительственных и уездных учреждений все благонадежны.

— Нет революционной пропаганды и литературы.

— Указаний на существование технических революционных предприятий нет.

— Никаких революционных организованных партий и союзов нет».  

 

Проблема оценки современниками

деятельности Русской Гражданской администрации

и В.А. Черкасского в Болгарии в период Русско-турецкой войны 1877-1878 гг.

Д.А.Вербицкий

(ТГПУ)

 

В отечественной историографии в советский период практически не исследовалась тема оценки современниками деятельности Русской Гражданской Администрации и ее заведующего князя В.А. Черкасского в Болгарии в период Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Из отечественных балканистов, так или иначе касающихся затронутой в статье темы, стоит отметить наиболее известных: И.В. Козьменко, которая занималась различными вопросами Русско-турецкой войны, а также прессой этого периода, С.А. Никитина, занимающегося изучением Славянских комитетов и затрагивающего личность В.А. Черкасского, Н.Г. Левинтова, изучающего аграрные отношения в Болгарии накануне и после освобождения, В.Д. Конобеева, исследующего общие вопросы войны, но неоднократно останавливающегося в своих работах на деятельности Русской Администрации в Болгарии. Отметим, что воспоминания современников происходящих на Балканах событий советские историки в своих работах использовали не часто.

В целом, о Гражданском Управлении не выходило узких работ, зато упоминание о нём и о князе В.А. Черкасском было во многих исследованиях. Оценка советских историков, в общих чертах, сводилась к принятой в научном сообществе и выраженной на страницах академического издания «История Болгарии». Администрацию критиковали за отпор революционерам, покровительство сторонникам турок из болгар, надменном отношении к местному населению и ограничение действий болгарского ополчения.

В работах болгарских историков социалистического периода мы находим аналогии с выводами советских балканистов. Однако узких исследований заметно больше: о финансовой реформе Гражданского ведомства, отношению к революционерам, четам, местном самоуправлении, отношению к ополчению и др.

В современных исследованиях болгар мы находим весьма общий подход к изучаемому вопросу, но в целом, деятельность Русской Гражданской Администрации оценивается положительно, подчеркиваются её заслуги.

В приведённых выше научных трудах весьма редко уделяется внимание воспоминаниям современников событий, происходивших на Балканах. Между тем это довольно перспективная область исследования.

В работе «Проблема оценки современниками деятельности Русской Гражданской Администрации и В.А. Черкасского в Болгарии в период Русско-турецкой войны 1877-1878 гг.» исследовались наиболее заметные источники указанного периода (в основном, это воспоминания и дневники). Помимо этого были привлечёны документы личного фонда четы Черкасских (НИОР РГБ. Ф. 327).

Структуру работы можно условно поделить на две части, введение и заключение. Во введение обозначены хронологические рамки, объект исследования. Первая часть работы состоит из анализа подготовительного этапа к войне России с Османской империей. На этом этапе российское правительство обратилось к опыту предшествующих войн: был сделан ориентир на успешные действия графа Кисилева в построении Гражданской Администрации в Крымскую войну 1853-1856 гг. в Валахии и Молдавии. Для занятия будущей должности заведующего был приглашён князь В.А. Черкасский, зарекомендовавший себя в 1860-е гг. заметным вкладом в Крестьянскую реформу в России, проведением преобразований в Царстве Польском. Сам князь несколько ранее начал зондировать почву о своём назначении при армии. Таким образом, оно состоялось. Ещё в 1876 г. В.А. Черкасский приступил к разработке проекта своей будущей деятельности на Балканах. Архивные документы подтверждают, что князь весьма основательно подошёл к этому вопросу и детально разработал все ключевые вопросы.

Вторая часть работы состоит из анализа точек зрения современников происходящих событий, которые мы можем отнести к нескольким группам. Первая группа представляет собой высшее петербургское чиновничество, которое в целом весьма настороженно отнеслось к назначению князя. Однако, в то же время, напрямую покровительствовал Черкасскому военный министр Д.А. Милютин. Этот факт составляет скорее исключение из правил, т.к. князь был не только помощником, но и другом брата Милютина – Николая Алексеевича.

Ко второй группе можно отнести болгарскую интеллигенцию, которая до начала военных действий с нескрываемым интересом восприняла назначение В.А. Черкасского на должность заведующего Канцелярией. Однако позже болгары разочаровались в князе за его крутой нрав, за отпор революционерам и др.

К третьей группе мы можем отнести сотрудников Гражданского Управления. В этой группе нет единой трактовки деятельности В.А.Черкасского и его Администрации. Консульские чины, некоторые служащие ведомства (И.С. Иванов) критиковали князя, его промахи и ошибки. Ближайшие помощники Черкасского (Д.Г. Анучин, Н.Р. Овсяный) на страницах воспоминаний детально анализировали заслуги ведомства, подчеркивали весомый вклад Русского Управления в построении болгарской государственности.

Журналисты военного времени (четвертая группа), в целом, негативно отнеслись к деятельности Русского Гражданского Управления в Болгарии. Зачастую они получали информацию из вторых рук (В.Д. Дабижа), но были и довольно компетентные работы (Е.И. Утин), в которых прослеживается осведомлённость автора в происходящих на Балканах событиях.

К пятой группе следует отнести военных. Все они высоко оценивали помощь Канцелярии В.А. Черкасского армии, выражающуюся в доставке продовольствия, оказания помощи раненым и др.

Шестую группу составляют врачи. Ценны воспоминания знаменитых хирургов Н.И. Пирогова и С.П. Боткина. Пирогов, заслуженно отмечая промахи Общества Красного Креста во время войны, всё же приходил к выводу, что его заслуга на Балканах велика, как и велик личный вклад князя В.А. Черкасского. С.П. Боткин был более категорично настроен к деятельности Красного Креста и Гражданского ведомства (это может быть объяснимо тем, что его воспоминания представляют собой эпистолярный жанр – письма, которые писались сразу, без длительного промежутка во времени, а значит, более рельефно передавали психологическое состояние автора).

В заключение работы исследованные труды авторов поделены на группы, показано их отношение к Гражданскому ведомству и лично к князю В.А. Черкасскому. При этом сделан вывод, что комплекс источников вкупе с неопубликованными архивными материалами позволяет более глубоко заняться малоизученными вопросами Русско-турецкой войны 1877-1878 гг.

Журнал московских художников «Золотое Руно» в годы первой русской революции. 

Веселов А.А.

(ГУУ)

 

Революция 1905 – 1907 гг. встряхнула страну. Все слои российского общества ощутили неизбежное приближение коренного пересмотра целого ряда острых социальных и политических проблем. Толчком к началу массовых выступлений под политическими лозунгами стало «Кровавое воскресенье» — расстрел императорскими войсками в Санкт-Петербурге мирной демонстрации рабочих во главе со священником Георгием Гапоном 9 (22) января 1905. В этот период стачечное движение приняло особенно широкий размах, в армии и на флоте произошли волнения и восстания, что вылилось в массовые выступления против монархии.

Итогом выступлений стал Манифест 17 октября 1905 года, даровавший гражданские свободы на началах неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов. Был учреждён Парламент, состоящий из Государственного Совета и Государственной Думы.

Естественно, что художественная интеллигенция не могла остаться в стороне от этих процессов. Первым серьезным шагом стало открытое письмо М.В. Добужинского, К.А. Сомова, А.Н. Бенуа и Е.Е. Лансере в петербургской прессе под заголовком «Голос художников». По-сути это был призыв к объединению творческой интеллигенции в условиях краха старой идеологической платформы: «В начале великого обновления страны необходимо высказаться и художникам. При строительстве новой жизни они должны участвовать в общем деле не только как граждане: они должны и как художники внести в жизнь свою лепту… Мы призываем к объединению всех, кому дорого искусство. Надо открыто высказаться и выяснить путь, куда направить усилия»#.

Организующим центром такого объединения стал художественный журнал «Золотое Руно». Он начал выходить в Москве с января 1906 года. Редактором-издателем его был представитель известной московской купеческой династии Николай Рябушинский. Изначально новое издание мыслилось и формировалось как продолжение петербургского «Мира искусства», в 1904 году уже закончившего свою деятельность.

Прямо перед появлением журнала в Москве, в декабре 1905 года, власти жестоко подавили Московское вооруженное восстание. Это явилось очень важным обстоятельством. По мнению В.М. Лобанова «Журнал «Золотое Руно» ставил своей задачей быть идеологическим штабом нарождающихся новых форм изобразительного искусства применительно к обстановке, сложившейся после московского восстания»#. Даже свои принципы «Золотое Руно» излагало в духе революционного времени — в форме манифеста, напечатанного золотыми буквами на страницах первого номера. В нем говорилось: «В грозное время мы выступаем в путь. Кругом кипит бешеным водоворотом обновляющаяся жизнь. Мы сочувствуем всем, кто работает для обновления жизни, мы не отрицаем ни одной из задач современности, но мы твердо верим, что жить без Красоты нельзя…»#

Название нового журнала также было выбрано со смыслом. Идея его незадолго до того была изложена Андреем Белым в его рассказе «Аргонавты». Главный герой рассказа — «великий писатель, отправлявшийся за Солнцем, как аргонавт за руном», говорит: «Буду издавать журнал “Золотое руно”. Сотрудниками моими будут аргонавты, а знаменем — Солнце. Популярным изложением основ солнечности зажгу я сердца. На весь мир наведу позолоту. Захлебнемся в жидком солнце»#.

Художественные выставки с самого начала были предметом пристального внимания «Золотого Руна». Обзоры выставочных экспозиций в журнале содержали обширный показ экспонатов и сопровождались обычно серьезным анализом процессов, происходивших в современном искусстве. Так, в нескольких номерах строгому обсуждению была подвергнута организованная Дягилевым выставка «Мира искусства» 1906 г. Собственная выставочная деятельность «Золотого Руна» была представлена организацией в 1907 г. в Москве выставки «Голубая Роза».

Значительным начинанием «Золотого Руна» стала организация при журнале издательства, которое выпускало книги близких его кругу авторов. Оно появилось в середине 1906 года. Первым вышел поэтический сборник Бальмонта «Злые чары», который сразу же был запрещен цензурой. За время своего существования вплоть до 1909 г. издательство «Золотого Руна» выпустило в свет книгу рассказов А.Ремизова, сборники стихов Ф.Сологуба и А.Блока, роман польского писателя С.Пшибышевского, повесть самого редактора-издателя журнала под названием «Исповедь». Но самым значительным и ценным изданием «Золотого Руна» стали иллюстрированные «Очерки по истории русского искусства» профессора А.Успенского. Издательство содействовало расширению круга идеологического воздействия журнала на читающее русское общество. Организация его была хорошо и правильно поставленным делом, придававшим определенный вес деятельности «Золотого Руна».

В целом, журнал московских художников «Золотое руно» сыграл немаловажную роль в художественной жизни Москвы в годы первой русской революции. В пору, когда творческая интеллигенция искала возможности применения могучих сил, бродивших в нем и вот-вот готовых прорваться наружу, «Золотое Руно», став идеологическим центром русского искусства, формировавшим художественное сознание эпохи, исторически точно осмыслив и оценив происходящее, направило эту энергию в нужное русло и оказало активное всестороннее содействие его свободному проявлению.

 

Анализ консервативных идей первой половины XIX века как фактор воссоздания многогранности политической культуры России

А.А. Горохов 

(МГУ)

Многие политологи, философы, историки пытаются понять особенности политической культуры современного российского общества. Но осознать её невозможно без анализа политической культуры предыдущих исторических периодов развития России. Так как политическая культура состоит из различных культурно-исторических пластов, которые взаимодействуют между собой. Такой подход к исследованию политической культуры разделяют как отечественные исследователи (А.К. Соколов#, А.И. Дженусов#), так и зарубежные (Н. Петро#, Г. Симон#). Кроме того, в структуре политической культуры ведущее значение, помимо культурно-исторических пластов,  занимают ценности, сформированные в рамках идеологических течений. Об идеологиях как о пластах политической культуры пишут Н. Бирюков и В. Сергеев#. Идеологии можно рассматривать как вневременные развивающиеся идейные структурные элементы политической культуры. При этом необходимо заметить, что политическая культура России включает  ценности различных идеологических течений, так как мы не считаем верным отождествление политической культуры с какой-то одной идеологией. Такое отождествление было присуще в советской России, в которой рассматривали политическую культуру как производную от идеологии. Характерную точку зрения советских исследователей выразил Н.М. Кейзеров, который утверждал, что «ядро политической культуры составляет политическая идеология, мировоззренческие политические установки, взгляды, которые придают ей внутреннее единство, цельность, классовую направленность»#.

Безусловно, политическая культура не сводится к какой-то одной идеологии, но в тоже время совокупность идеологий является идейным корпусом политической культуры. Более того, именно в рамках анализа и творческого осмысления идеологических течений, политических идей выявляются особенности политической культуры того или иного общества. Так как в процессе такого осмысления вербально выявляются ценностные парадигмы политической культуры, с позиции тех или иных идейных взглядов. При этом главным источником идей являются тексты представителей идеологических течений. Без анализа таких текстов развитие политической культуры может быть рассмотрено только по историческим преданиям, как оценка и интерпретирование исторических событий, что увеличивает субъективный подход современников к процессу реконструкции политической культуры. К тому же, идеи заключенные в текстах, в отличие от исторических событий, являются вневременными источниками воспроизводства политических традиций, политических действий и политических институтов. Тем самым, идейный текст является мостом соединяющий политическую культуру, которая в России, вследствие революционных событий, оказалась разорванной. В частности, анализируя тесты консервативных мыслителей первой половины XIX столетия, мы восстанавливаем, утраченную в советское время, консервативную традицию и консервативные ценности  политической культуры России. В результате способствуем восстановлению политической культуры России в ее многогранности и многообразии.  

Более того, в рамках консервативной политической мысли первой половины XIX века тексту, языку предавалось фундаментальное значение. В этом отношении характерным является творчество русского консервативного мыслителя, историка литературы С.П. Шевырева.  

Шевырев в основу существования культуры кладет идею, которая в каждом народе может и должна проявляться в разных формах. Для того чтобы  «уловить главные черты…  определить идею народа»#, Шевырев  изучает словесность разных народов, ибо, по его мнению, «слово народа, как незримое тело его души, облекает все стихии народного быта (Веру, Науку, жизнь общественную и государственную и Искусство) и в истории слова более, нежели в чем-нибудь, можем мы видеть постепенное раскрытие внутренней человеческой жизни народа всеми ее стихиями».

Анализируя словесность народов, а по сути, письменные источники он приходит к следующим культурологическим выводам: народ в Древнем Риме «всему умел дать направление практическое». Поэтому в Риме развивалось красноречие, зодчество, юриспруденция. Одной из черт еврейского народа Шевырев посчитал пастушество: «Многие символы религии и поэзии еврейской берутся из пастушеского мира». Особенностью Франции у Шевырева является способность к культурным заимствованиям у других народов: «Они брали у Греции, Рима, новой Италии, Испании и Англии, и все взятое признали своим собственным». Отличительной же чертой русского народа  является православная вера. В этой связи Шевырев писал: «Катитесь во все стороны нашего любезного отечества, пути железные, пароходы крылатые, и соединяйте в одно живое, гибкое и стройное тело, все дремлющие члены великого Русского исполина! Разрабатывай, Россия, богатства, данные тебе Богом в твоей неисчерпаемой и разнообразной природе, развертывай и высвобождай все свои личные силы человеческие для великого труда над нею! Но помни, что неизмеримая духовная сила твоя заготовлена еще предками в древней твоей жизни, вере, храни ее, как зеница ока, и во всех твоих новых действиях призывай ее на помощь, потому что без нее никакая сила твоя не прочна, никакое дело не состоятельно, и полная, всецелая жизнь всего Русского народа и каждого человека отдельно, невозможна».

Через познание словесности Шевырев определял не только особенности русской национальной культуры, но и выводил цель ее развития.  Цель эта – культурное объединение Азии с Европой: «Язык русский есть язык народа, стоящего в ряду двигателей человеческого образования, язык, сохранивший во многом следы отдаленной древности, знаки своего первобытного семейного родства, и призванный своими звуками сочувствовать языкам всего мира и, может быть, связать Европу с Азией».

При этом культура всего человечества по С.П. Шевыреву – это развитие, прежде всего самобытных народных культур. Национальные культуры развиваются не изолированно, они между собой активно взаимодействуют, и ценности одного народа могут быть притягательными для другой культуры. Шевырев в этой связи призывал изучать историю и культуру как своего народа, так и иных народов, ибо «народ, не зная себя, не может совершенно знать и другие народы: обратно, не зная других народов, он не может знать и себя». Для современной России познание собственной культуры, в том числе и политической неразрывно связано с познанием исторического наследия, значительная часть которого находится в письменном виде в архивах. Но содержания архивов может и должна давать плодотворное творчество в настоящем, для формирования современной многообразной политической культуры России.

 

События в ЧССР августа 1968 – апреля 1969 годов

и документы РГАНИ 

Т.А. Джалилов

(РГАНИ)

 

В 1.30 ночи 21 августа 1968 года в пражском аэропорту в Рузине начали приземляться транспортные «Антоновы» с советскими десантными войсками. Всего за 40 минут они добрались до центра Праги и окружили важнейшие административные здания. В тоже время колонны бронетехники пяти стран-участниц варшавского договора пересекали чехословацкую границу.

Однако блестяще проведенная с военной точки зрения операция обернулась полным политическим провалом. На заседавшем той ночью Президиуме ЦК КПЧ группе просоветских политиков (Биляку, Индре, Швестке, Кольдеру) не удалось провести резолюцию, продиктованную в Москве, более того, при голосовании в соотношении 7 к 4 Президиум КПЧ осудил «советское вторжение». Страны-участницы вторжения вчистую проиграли битву за информационное поле, не сумев подавить неподконтрольные им радиостанции и не противопоставив им ничего, кроме радиостанции, вещающей из ГДР и газет, распространяемых через солдат и тут же пачками сжигаемых гражданами ЧССР.

Основываясь на сообщениях советского посла в ЧССР С. Червоненко, лидеры КПСС отводили вторжению роль хирургической операции, за несколько часов устраняющей «клику ренегатов» и утверждающей радостно встреченное трудящимися Чехословакии «рабоче-крестьянское» правительство. Посол не преуспел в своей задаче сплотить просоветские силы в марионеточное правительство, признающее законность любых действий союзников – эти силы просто разбежались. После того как часть чехословацкого руководства во главе с Дубчеком была интернирована в СССР, а неприятие вторжение чехословацким населением вкупе с разворачивающимся пассивным сопротивлением «оккупантам» стало реальностью, советское руководство оказалось в политическом вакууме.

Запасного варианта на Старой площади разработано не было, такого варианта развития событий не предвидели, а дальнейшие перспективы представлялись весьма туманными.  В тоже время, как показывает анализ фондов Российского государственного архива новейшей истории в ЦК КПСС  пристально отслеживали ситуацию в ЧССР. Более тысячи документов выявленных нами позволяют буквально по часам проанализировать развитие событий в Чехословакии. Многочисленные документы посольства СССР в Праге, советских министерств и ведомств, письма граждан создают всеобъемлющею картину происходившего. Вместе с тем самой популярной резолюцией  сотрудников ЦК на документах была – «материал информационный, использован в работе». Аппарат ЦК КПСС тщательно накапливал сведения, но как выясняется проанализировать их и составить методологию воздействия на события оказался не в состоянии. Все это привело советское руководство к необходимости идти на Московские переговоры (23-26 августа) с уже арестованным Дубчеком, протягивая руку тем самым политическим деятелям, ради отстранения от власти которых и были введены войска в ЧССР.

После возвращения из Москвы Дубчек со своими соратниками пытался убедить население, что не допустит возвращения к временам Новотного, и настаивал, что еще имеегся простор для проведения преобразований. Тем не менее, очевидно, что после полученного урока, пражские реформаторы смирились с законами, действовавшими внутри социалистического содружества и зависимым статусом своей страны. В средствах массовой информации, с одной стороны, руководящие лица ЧССР много рассуждали о достижениях социализма за истекшие двадцать лет, а с другой, в них велась целенаправленная кампания по осуждению конкретных методов социалистического строительства, давалось много обещаний, причем совершенно беспочвенных. В результате таких шараханий правящей верхушки и противоречивых посылов, от нее исходящих, развитие партии и общества вновь пошло по двум разным направлениям, которые все более расходились между собой. Несмотря на все призывы, население упорно отказывалось воспринимать оккупацию как объективную реальность, заданную пребыванием в Варшавском блоке, и не без успеха продолжало, хотя в несколько иных формах, придерживаться тактики пассивного сопротивления, начатой с первых дней после появления советских танков. Вот лишь некоторые эпизоды, послужившие основанием для протеста, заявленного правительству ЧССР по линии советского командования и Главного политического управления.

Складывалась крайне двусмысленная ситуация, когда никто в республике не знал пределов непослушания, и сами оккупанты не знали, до каких пределов распространяется их компетенция. Советской военной администрации приходилось иметь дело с теми самыми лидерами КПЧ, кого сначала арестовали и интернировали в Москву, а затем вернули на ранее занимаемые посты для проведения, не по внутреннему убеждению, а под принуждением, «нормализации», критерии которой тоже не были ясны. Нация прибегла к привычной швейковщине, обращавшей военное присутствие в посмешище, а меры по стабилизации положения – в рутинное пропагандистское мероприятие. Советская сторона опять оказалась перед выбором: запустить механизм репрессий или энергично содействовать процессу внутренней эрозии правящей в стране компартии, разложению национального единства с тем, чтобы в один прекрасный день достичь тех результатов, которые изначально преследовала интервенция.

С первых дней, признавая ход «нормализации» неудовлетворительно   медленным,   Кремль  не   ограничился лишь фиксацией инцидентов, а предпринял комбинированные меры давления и контроля по партийной, государственной и военной линиям.

Как только за несколько дней до заседания Президиума ЦК КПЧ его члены получали материалы для обсуждения, эти материалы через Биляка или Индру и с соответствующими комментариями попадали в советское посольство, а к началу заседания посол Червоненко передавал Дубчеку послание из Кремля, либо следовал звонок Брежнева. Как вспоминал член чехословацкого руководства Б. Шимон, после интервенции механизм давления еще больше усовершенствовался и звонки из Москвы с намерением повлиять на ход обсуждения и характер принимаемых решений, раздавались уже в ходе заседания Президиума ЦК КПЧ. Когда звонили из Москвы, на один конец линии приглашались обычно Дубчек, Свобода, Смрковский, позже Черник, а на другом им давали указания что обсуждать Брежнев, Подгорный и Косыгин. «Возвращаясь на заседание, члены Президиума переживали тяжелые минуты: Дубчек первые мгновения не мог говорить, у Черника вся лысина была красной от волнения, Свобода нервно одергивал китель и тоже молчал».  В результате такого вмешательства ломался намеченный на предыдущих пленумах весь план работы Президиума, а на первый план, напротив, выходили моменты, навязанные прямо из Кремля или всплывшие в результате вмешательства тех или иных советских визитеров, которые в данный момент находились в Праге.

Действительно, как показывают стенограммы заседаний Президиума ЦК КПЧ, в центре внимания находился не прогресс курса реформ, а реагирование на те или иные советские инициативы, поиски пространства для сохранения подобия независимости в решении собственных  внутренних  проблем.

В проведении таких мероприятий руководству КПЧ все больше приходилось полагаться не на ЦК, утрачивавшего функцию координирующего центра, и не на местные парторганизации, парализованные дифференциацией взглядов и пассивностью членской массы, а на органы подавления, на насильственные средства в ущерб политическим. Как передавали хорошо информированные источники, аппарат ЦК КПЧ фактически не функционировал Отделы никаких заданий не получали и материалов для Президиума и секретариата не готовили. Поскольку трудно представить работу руководства без аппарата, то, по предположению посла ЧССР в Москве В.Коуцкого, существовал другой, параллельный аппарат, на который опиралось руководство ЦК КПЧ.  Под руководством члена Президиума Й.Шпачека готовился проект мероприятия, целью которого было увольнение нерешительных и «ненадежных» работников, иными словами недостаточно приверженных центристскому дубчековскому курсу.

Постоянно нагнетая давления на руководство КПЧ, советским политикам удалось внести раскол в ряды чехословацких коммунистов и оживить деятельность промосковских «левых сил». Переведя развитие ситуации в поле аппаратной борьбы, в которой советским лидерам не было равных, Москва смогла добиться видимости «нормализации» положения в ЧССР.

В конце концов, использовав демонстрацию чехословацких болельщиков в связи с по бедой национальной сборной по хоккею над советской коман дой в марте 1969 г. и нападение на представительство «Аэрофло та» «левые силы» в Президиуме КПЧ повели решительную атаку на Дубчека. Протест советской стороны повлиял на ход апрельского пленума ЦК КПЧ, окончательно изменившего соотношение сил. Первым секретарем ЦК КПЧ на нем был избран Г. Гусак, лидер так называемых «здоровых сил» в партии.

Коминтерн и организация Иностранного Радиовещания в СССР в начале  Великой Отечественной войны

Н.Н. Довжик

(РГАСПИ)

 

В годы Второй Мировой войны роль радио вообще была очень велика, а для руководства Коминтерна оно в это время стало важнейшим средством связи  с коммунистическими партиями. С некоторыми же из них радио было единственным средством связи.  Руководство ИККИ налаживало деятельность и внимательно следило за работой Иностранного Радио, центры которого находились на территории Советского Союза.

Хранящиеся в РГАСПИ документы  Секретариата Г. Димитрова о работе Инорадио – обширный материал, иллюстрирующий  работу ИККИ по  техническому, организационному, тематическому обеспечению радиовещания на различные страны мира. Имеющиеся в архиве материалы дают возможность увидеть и проследить повседневную работу в этом направлении.

Временные рамки данного исследования небольшие. Нас интересуют первые месяцы Великой Отечественной войны. Нападение Германии на Советский Союз и стремительно продвижение её войск требует от руководства ИККИ перестройки и срочной реорганизации  работы Инорадио, учитывая возможности нарушения радиосвязи из Москвы с компартиями зарубежных стран. В критический для Советского Союза момент руководство ИККИ придаёт огромное значение этому направлению работы. Как и правительственный радиоцентр СССР, ИККИ получает возможность вести вещание с резервных радиоцентров. Ведётся перестройка тематики радиовещания.

Задача данной работы – выявить эффективность работы ИККИ в сфере радиовещания, реальные её возможности для связи с компартиями и воздействия на общество в странах мира в условиях войны. Данная проблема актуальна и в наши дни ввиду огромного значения средств массовой информации, возможностей пропаганды. Исследуемая проблема – пример систематической политической работы по линии радиовещания.

Вещание Инорадио распространялось (на момент осени 1941г.) на 13 стран: Германию, Италию, Венгрию, Румынию, Францию, Испанию, Польшу, Чехословакию, Югославию, Англию, США, Литву, Латвию. В соответствии со спецификой стран строится организационная структура Инорадио, распределяются полномочия его отделов. Ведётся вещание на  всех основных европейских языках. Важной задачей ИККИ является расширение радиовещания на Китай, Японию, Ближний Восток. По своей тематике политобзоры представляют собой новостные передачи, сводки о военных действиях. Кроме того, по возможности в сетку вещания включаются и интервью, а также целые доклады или лекции на общественно-политическую тематику, затрагивающие ключевые вопросы политического развития стран.  Их продолжительность в некоторых случаях довольно велика – до 30 минут.  Учитывается специфика каждой страны. Привлекаются постоянные консультанты из разных компартий.   Радиоцентры поддерживают связь с Информбюро, ТАСС и Иноредакциями. Их руководство стремится также организовывать посещение корреспондентами военных объектов, авиачастей и т.п. Руководство радио-сектора даёт редакциям установки относительно политического характера передачи, но в радиоцентрах поощряется инициатива, самостоятельность, индивидуализация работы и самостоятельное ежедневное участие в информации в целях увеличения эффективности и оперативности  работы, эти качества выделяются  как важная задача иновещания.

Важнейшая роль радиовещания – пропагандистская. Осуществление пропаганды и контрпропаганды ведётся под строгим контролем высшего руководства ИККИ. От отдела радиослушания заграничных передач  требуется незамедлительное предоставление материалов в целях оперативного составления передач-ответов. Ответственным редакторам иновещания в обязанность вменяется также ежедневное прослушивание иностранных передач по своим странам. Интересные творческие планы имеет ИККИ в отношении пропаганды среди молодёжи. Пропаганда в фашистских молодёжных организациях считается чрезвычайно важной.

Техническая работа по обеспечению Иновещания представляла собой сложный процесс. Основные радиоцентры военного времени находились в Куйбышеве и Уфе. Помимо Европы, постоянным вещанием ИККИ стремился охватить Прибалтику, Балканы, США, Южную Америку. Большой работой было обеспечение чистоты радиовещания, устранения накладок и помех.

К работе на Инорадио, как уже отмечалось выше, привлекались представители многих компартий. В качестве постоянных консультантов в работе участвовали секретари ИККИ и члены его Президиума. О значимости работы по привлечению и отбору радиокоментаторов  говорит тот факт, что в этой должности их утверждало руководство ИККИ или внешнеполитического ведомства СССР (нередко радиокоментаторы утверждались С.А. Лозовским). На этих должностях оказались известные писатели или публицисты, видные деятели компартий, учёные и политические деятели. В условиях военного времени критика недобросовестных работников Инорадио была очень жесткой.

Однако по ряду причин в первые месяцы войны радиовещанием были охвачены не все страны, на которые предполагалось его распространение. Налицо были и технические сложности, и ошибки руководства. Тем не менее, на Инорадио привлекались квалифицированные кадры, что позволило сделать его работу более продуктивной. Общий масштаб работы ИККИ по обеспечению иновещания в первые месяцы после нападения Германии на Советский Союз был весьма велик.

Подготовка государственногодепартамента США

к саммиту в Вене в 1961 году

М.А. Дубовицкая

(РГГУ)

Несмотря на уже полувековую историю развития советско-американских отношений времен Холодной войны, интерес к данной теме не угасает. Открываются новые, ранее не известные факты, появляются научные издания, проливающие свет на те или иные этапы конфронтации СССР и США.

Хотелось бы остановиться более подробно на июньской встрече 1961 года, которая состоялась в Вене между Н.С. Хрущевым и Дж. Ф. Кеннеди.  Эта «встреча в верхах» представляет интерес с точки зрения анализа трансформации отношений между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Внимание будет уделено вопросам подготовки американской стороны к проведению саммита, поскольку подобная часть организации мероприятия такого ранга нередко остается в тени.

Прежде всего, стоит отметить, что американская сторона подошла к подготовке к проведению встречи чрезвычайно тщательно, глубоко продумав и проанализировав весь предстоящий процесс, учитывая вероятные исходы переговоров, включая такие интересные детали, как анализ личности Хрущева, его привычек и манер общения и т.п.

Значительная доля изученных материалов посвящена изложению политической линии Хрущева Н.С., советам Кеннеди по стилю общения с лидером Советского государства, рекомендациям для создания «доверительной атмосферы» и «продуктивной беседы».

Немаловажным в этой связи является меморандум сенатора М. Мансфилда. Сенатор сообщает, что «существенной составляющей успеха или провала в этих переговорах будет ясность цели, с которой мы придем». Из этого он делает вывод о необходимости оценки личности Хрущева и исследования ее слабых и сильных сторон, также он считает логичным «добиться наилучшего понимания того, насколько далеко его собственные решения переносимы в практические действия в условиях советской бюрократии и внутри коммунистического блока».

Исходя из заявленных целей Мансфилд дает характеристику таким спорным вопросам, как  статус Западного Берлина, обстановка в Лаосе, Корее и Вьетнаме, оказание международной помощи Африке, наконец, переговоры по ядерным испытаниям и разоружению.

В заключение, сенатор напоминает о великой роли достижений русских в области искусства и науки, ссылается на исторический вклад России в Европу и Западную цивилизацию, частью которой являются Россия и США. Однако автор выражает надежду, что  встреча не «превратится в напряженную ожесточенную словесную перепалку, в которой каждая сторона будет пытаться доказать свою силу и непреклонность суждений другой стороне».

Другой меморандум, заслуживающий внимания, был подан М.Банди, советнику Дж. Кеннеди по национальной безопасности. Автор полагает, что Хрущев Н.С. – «прагматичный политик с глубокой верой в успех своей идеологии и особым взглядом на историю», преследующий три цели: «по темпам экономической экспансии России и Коммунистического блока перегнать Запад; с помощью применяемых им методик добиться победы коммунизма в слаборазвитых регионах, скорей всего, без мировой войны»; и утверждение того, что «США нуждается в логичной и эффективной исторической концепции того, каким образом противостоять его стратегии». В свете этого Президенту дается совет заявить, что «наша общая проблема, с которой мы сталкиваемся в развивающихся странах, это каким образом вести идеологическую борьбу без разжигания войны, что может привести к обмену ядерными ударами». Заключение посвящено утверждению того, что «хотя США будут продолжать использование своей силы и влияния для защиты права отдельных государств сделать свой собственный выбор модернизации и развития, он [Президент] ожидает момента, когда русские и американцы придут к согласию, что их общий интерес заключается в сотрудничестве, а не в соревновании».

Особый интерес представляют заметки, касающиеся оценки Хрущева как человека и эмоционального типа. Этому вопросу также посвящены отдельные меморандумы. Кеннеди рекомендуют обсудить с советским лидером его   личные интересы (семью, любимые занятия и увлечения), есть советы не «утомлять» Хрущева, поскольку «за усталостью последует возрастающая агрессивность, которую можно определить по вздувшейся вене на левом виске – по его замедлившейся и заикающейся речи – если он очень устал, наш переводчик может сообщить вам, что он перешел на украинский язык». Присутствуют следующие суждения: «Он [Хрущев] может быстро превратиться из искреннего и трогательного парня, проявляющего дружескую позицию, в резкого противника, все осуждающего. Он обладает способностью поставить другого человека в оборонительную позицию  — и быстро анализировать находится ли он в превосходстве, и, если нет, провоцирует событие, которое предоставит ему такое преимущество».

Для полного раскрытия темы статьи нельзя обойти стороной позицию самого Дж. Ф. Кеннеди в отношении Хрущева Н.С., которую он изложил еще задолго до проведения саммита в Австрии, будучи сенатором.

Кеннеди задается вопросом «кто такой Хрущев? Что нас ждет в наших будущих отношениях?» и приводит одну байку: «несколько лет назад на дипломатической встрече в Москве премьер Хрущев поведал собравшимся гостям о русском, который неожиданно начал бегать по коридорам Кремля, выкрикивая: «Хрущев – дурак». Он был приговорен, как сказал Хрущев, к 23 годам тюрьмы, три из которых – за оскорбление секретаря партии – и 2 года —  за разглашение государственной тайны». Однако тут же замечает, что «тот Хрущев, которого [Кеннеди] увидел на его встрече с Сенатским Комитетом по иностранным отношениям, был расчетливым, четким, трезвомыслящим оратором для той системы, в которой он был вполне заинтересован и в которую он вполне верил. Он не был пленником какой-либо исторической догмы или ограниченного кругозора». Кеннеди верит в то, что США могут «найти определенные интересы или цели, которые будут общими для США и СССР – и … следует сосредоточить … усилия на этих потенциальных областях соглашения … нужен новый подход к русским – такой же здравомыслящий и разумный как к г-ну Хрущеву – но который может положить конец настоящей фазе конфликта – морозной, враждебной и находящейся на грани войны фазе – длительной Холодной войны».

Делая общие выводы, можно заключить, что США были сильно заинтересованы в доскональной подготовке к проведению встречи с Хрущевым Н.С., неоднократно заявляя, что Хрущев Н.С. – одна из ключевых политических фигур на международной арене. Важно было предугадать любые варианты исхода переговоров, имея в арсенале готовые ответы и предложения. Подобная подготовка говорит о крайней степени важности для США подобного события.

Важно отметить, что подобные вспомогательные материалы наряду с общей характеристикой вероятных тем переговоров и всесторонним анализом спорных вопросов содержат прямые указания на общность интересов США и СССР и, следовательно, готовность к мирному сотрудничеству двух держав.

Июньская встреча лидеров двух влиятельнейших на тот момент мировых держав была важной вехой в развитии отношений между США и СССР. Грамотная подготовительная работа означала многое.

Миф о Малой Земле:

многосторонний методологический подход

В. Дэвис,

(Университетский колледж Лондона, Великобритания)

 

В своём докладе я рассматриваю дополнительные методологические подходы, применяемые мной в исследованиях памяти о Великой Отечественной войне.

Мои тезисы касаются памяти о битве за освобождение стратегического черноморского порта Новороссийска от немецкой оккупации в 1943 г., битва за который развернулась на полуострове Малая Земля, где в десантной части проходил военную службу молодой Леонид Брежнев.

Анализируя битву за Новороссийск, я применяю ряд методологических подходов, включая литературный анализ мемуаров, анализ устных воспоминаний, а также исследования в архивах и в сети Интернет.

В своём докладе я рассматриваю достоинства и недостатки, проблемы и преимущества такого многостороннего методологического подхода.

 

Кадетская интеллигенция на пути к образованию

новой республиканско-демократической партии

в эмиграции

(к вопросу о политическом значении партийной «клички»)

Н.А. Ёхина

(МГУ)

 

Образованной в августе 1921г., под руководством П.Н.Милюкова, «Парижской демократической группе партии Народной Свободы», предстояло принять «наиболее активное участие» «в дальнейшей политической жизни эмиграции»#. Именно «демократической мысли», по убеждению членов вышеозначенной группы, надлежало наметить «политические и социально-экономические контуры будущей, освобожденной от большевизма, России»#. При этом предполагалось, что для достижения поставленной цели будут предприняты шаги к объединению всех демократических элементов эмиграции.

26 мая 1924г. на заседании Центрального бюро Демократической группы партии Народной Свободы П.Н.Милюков сообщил о том, что к нему обратилась группа из 4-х молодых людей, которые образовали в Париже инициативную группу по созданию «Республиканско-Демократического Объединения» с целью пропаганды республиканско-демократических идей. Для этого им необходим был опытный руководитель от группы Милюкова.  На момент обращения группа имела в своем составе 10 членов и 80 сторонников, плюс ячейки на заводах в окрестностях Парижа. Своей основной задачей она определяла «создание кадров активных работников». В итоге, Бюро поручило принять работу по руководству новым объединением П.Ю.Зубову. Конституировалось Республиканско-демократическое объединение 8 июня 1924 г. В свою очередь,  26 июня 1924г. «Демократическая группа партии Народной Свободы» была переименована  в «Республиканско-Демократическую группу партии Народной Свободы», что открывало возможность «более свободного, чем ранее, приема в число ее членов». Фактически с этого момента, как отмечает В.А.Кувшинов, произошло превращение кадетов в «кордеков». Однако, необходимо отметить, что сами кадеты считали подобное название не совсем удачным. В «Последних Новостях» этой теме была посвящена передовая статья. Поскольку обретению новой «клички» придавалось особое политическое значение, представляется необходимым несколько подробнее остановиться на данном вопросе. В статье указывалось на то, что вообще «подобные клички» не есть достояние всякой партии. Они, возникая «как-то сами собой», были отражением «постоянных толков в широкой публике о той или другой политической партии». Правые партии, являя собой «искусственные политические образования», обыкновенно «кличек», как «чеканного словесного символа», в массах не имели. Другое дело кадеты, эсеры, эсдеки, «имевшие известное распространение и популярность в народе». Однако, со временем, по закону «политической терминологии» — политические клички изнашивались, «даже скорее политических идей», поскольку  каждая активная партия имела «более или менее долгий рекорд ее деятельности, часто далеко отходящий от ее первоначальной идеологии». Это было результатом «метода компромисса, неизбежного в практической политике».

Старая «кличка» могла обретать новый смысл, «передвигаясь слева направо» в том случае, если политическая жизнь была непрерывна, а изменения накапливались «постепенно и малозаметно».   Менялась же она на новую, когда перемены происходили внезапно «вместе с каким-нибудь крупным политическим или социальным переворотом». Именно такую «полосу нового политического творчества – творчества идей и творчества терминов» переживала Россия. Оттуда же, из Советской России и было, по утверждению кадетов, получено известие о том, что появилась в обороте, на уровне публичных бесед в трамваях, автобусах и.т.д., новая политическая кличка «кордеки». Таким образом, кадеты пытались представить подобное «автоматическое» изменение «клички», в качестве одного из доказательств наличия достаточно позитивной  реакции определенной части русского народа, на трансформацию их политических позиций, под влиянием изменений происходивших в России. Именно поэтому появление данного нового политического термина приписывалось ими «не кабинетным измышлениям», а «ежедневным словоупотреблением многих десятков, сотен, а может тысяч людей». Это было подтверждением того, что «место «к.д.» не осталось пусто, что оно занято тем кругом идей», который проповедовала республиканско-демократическая группа и РДО. Исчезновение из оборота самого термина «к.-д.» признавалось совершенно естественным и желательным поскольку, не смотря на «блестящее прошлое этого течения»,  во время гражданской войны оно, в народном представлении, ассоциировалось, прежде всего, «с идеями и актами глубоко чуждыми этому прошлому, чуждыми истинному демократизму партии народной свободы».   

Однако, в итоге, возникшую «автоматически», «кличку» — «кордеки», представители республиканско-демократической группы посчитали неудачной и настоятельно рекомендовали своим единомышленникам в России  называть их «эрдеками».  Мотивировалось это тем, что историей борьбы была показана двусмысленность самого названия «конституционалисты», полученного кадетами после Февральской революции (конституционалисты-демократы), в условиях же настоящего времени, с учетом «необходимости немедленного исповедания республики», термин «конституционалисты» уже был формально заменен термином «республиканцы». Более того, подчеркивался и тот факт, что все новые политические группировки «этого рода», возникающие в эмиграции, называли себя «просто «республиканско-демократическими». Поэтому  переход к «кличке» — «эрдеки»  стал бы лишним доказательством того, что идеи эрдеков «не только проникают и распространяются в России, но и объединяют единомышленников известной моральной дисциплиной около одного общего знамени».

Делалось и еще одно важное, в политическом отношении, заключение, указывающее на намерение создания в перспективе новой партии. Основывалось оно на проведении определенных параллелей с историей образования кадетской партии в 1905 г. В частности, прецедент появления «клички» «кадеты» раньше, чем организовалась кадетская партия, должен был стать «указанием» для будущей «республиканско-демократической» партии, образование которой как бы предварялось появлением «клички» «эрдеки».    

РДО должно было стать новым этапом в политической жизни П.Н.Милюкова и его сторонников. Основные задачи РДО, сформулированные кадетским лидером, предусматривали внимательное наблюдение, анализ и диагноз назревавших в России процессов, с последующим обличением их «в форму политической идеологии»; помощь в организации борющихся в России сил; подготовку кадров «полезных для России, знающих друг друга и верящих друг, другу людей»#. Обращаясь к основному для эмиграции вопросу: «когда и как мы вновь увидим себя на родине» — Милюков обозначил в качестве главной роли  политической эмиграции, выполнение «невыполнимой в России общественной функции». Кадетский лидер говорил: «Мы не знаем, когда придет наше время. Но мы готовимся к этому сроку. И мы хорошо знаем, как мы в Россию не придем. Мы не придем в Россию ни с иностранными штыками, ни с претензиями на 30 серебряников. Мы придем тогда, когда народ найдет, что мы там нужны».

 

Реакция молодежи на развенчание культа личности Сталина

(на материале Архангельской области)

Д.С. Козлов

(ГИИМ)

 

25 февраля 1956 года первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев выступил перед делегатами ХХ съезда партии с докладом «О культе личности и его последствиях». Впервые о терроре заговорили не бывшие узники лагерей, не западные «голоса», а сама партия, потребностями которой долгое время оправдывались преступления. Текст доклада не был опубликован в печати, но было принято решение познакомить советских граждан с его положениями. В начале марта 1956 года отредактированный вариант доклада был разослан обкомам КПСС – обсуждение продолжилось «на местах». В течение года в газетах был опубликован ряд статей, осторожно повторяющих положения доклада и сообщавших о поддержке решения партии гражданами СССР и зарубежными коммунистами#. Подлинная реакция на развенчание культа личности была далека от всенародного одобрения. Наиболее импульсивными оказались действия молодежи. Новому поколению советских граждан не были знакомы страх и излишняя осторожность, сковывавшие их отцов и старших братьев – репрессии, о которых говорилось в докладе, не коснулись молодых людей 1950-х напрямую. Основной движущей силой их поступков были чувства поддержки, сомнений или протеста, а не анализ политики партии.

В качестве источников для анализа реакции молодежи на развенчание культа личности могут выступать документы партийных и комсомольских органов, содержащие как вопросы, поступившие агитаторам, так и описание стихийной реакции населения. Эти документы подают информацию, оценивая ее в строгом соответствии с требованиями вышестоящих органов: выступления могли быть названы антипартийными или антисоветскими, даже если выступавший не наделял их таким смыслом. Можно предположить, что «наверх» отправлялась не вся информацию. С авторами «крамольных» высказываний могли ограничиться разъяснительной беседой, не ставя в известность вышестоящие органы, чтобы отвести себя из-под возможной критики. Сохранившиеся свидетельства скупы и их, по возможности, необходимо сравнивать с другими источниками. Но даже на основе партийной документации можно составить достаточно разнообразную картину подобных выступлений.

Так, секретарь одного из районных комитетов партии сообщал о том, что 29 марта 1956 года комсомолка А.И. Выморкова, придя в избу-читальню,

«сняла портрет тов. [затерто] Сталина, вынула его из рамки, изорвала и бросила в печку, … другой портрет тов. [затерто] Сталина вместе с тов. Калининым М.И., вынула из рамки, разделила его наполовину, оставив Калинина, а Сталина изорвала и бросила в печку.

Когда зав. избой-читальней предупредила ее, что этого делать нельзя, она, т.е. Выморкова заявила, что про Сталина написано в газете «Правда», в которой он показан, как плохой человек и имеет много недостатков».

Для анализа общественных настроений не менее важным, чем информация о поступке девушки, является то, что определение «товарищ» по отношению к Сталину кажется автору документа неприемлемым и удаляется из чистового варианта. Такие коррективы были нередки по отношению к провинившимся членам партии и комсомольцам, но еще за год до описываемых событий нельзя было представить, что и по отношению к фамилии вождя могут быть применены такие же уточнения.

Более осмысленным кажется протест первокурсника Архангельского мединститута Скорнякова, на комсомольском собрании заявившем: «Я не считаю себя комсомольцем и считаю, что у нас нет коммунизма, у нас нет и социализма, а наука История партии – это лишний предмет, включенный в программу ВУЗов». Если комсомолка Выморкова прочитав газету, импульсивно проявила свое согласие с официальной точкой зрения на Сталина как на виновника репрессий, то Скорняков критиковал за несоответствие идеалам коммунизма советский строй в целом.

Взгляды юноши близки к «подлинному марксизму» – идейному течению рубежа 1950-х – 1960-х гг., приверженцы которого считали советское государство коллективным эксплуататором рабочего класса. В основном, именно советские неомарксисты (преимущественно, молодежь) оказались главными жертвами репрессивной кампании, развернувшейся в СССР в 1956–1958 гг. после выхода закрытого письма ЦК КПСС «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов».  21 августа 1957 года в Архангельске был арестован выпускник Ленинградского университета двадцатишестилетний Сергей Пирогов. Ему инкриминировалось то, что он, «имея антисоветские взгляды, … проводил обработку молодежи в антисоветском духе с целью создания группы единомышленников»#. В своих показаниях Пирогов подробно изложил свои взгляды и в числе прочего заметил, что «после ХХ съезда началась демократизация коммунистических режимов, ликвидация, как это говорится, антиленинских извращений, исправление нарушений законности. <…> Однако в коммунистических партиях СССР и ряда стран народной демократии еще сильны консервативные (сталинистские) элементы, которые стремятся воспрепятствовать тем социалистическим преобразованиям, которые уже давно назрели».

Развенчание культа личности, начавшееся на ХХ съезде КПСС, всколыхнуло советское общество и заставило граждан задуматься о причинах формирования культа. Наиболее радикальные ответы на вопрос о степени ответственности отдельной личности и государственной системы сформулировала молодежь. В основном, инакомыслящие 1950-х не ставили под сомнение советскую власть и ее идеологические основы. Они критиковали партию и правительство за отклонение от избранного курса либерализации политики. Их взгляды совпадали с официально декларируемым возвратом к ленинским принципам партийного и государственного строительства, но призывы к верности объявленным ценностям расценивались как антипартийные или антисоветские выступления. Причину этому стоит усматривать не только в непоследовательности центральных партийных органов, основанной на разногласиях внутри ЦК, но и в «инерции культа» на местах. Порой именно представители местной власти являлись наиболее яростными защитниками «стабильности».

Соотношение консервативно настроенных и склонных к реформам сил внутри парторганизаций определяло политику как отдельных регионов Советского Союза, так и страны, в целом. Обтекаемость формулировок партийных постановлений и отсутствие общественного контроля над действиями партии, с одной стороны, позволяли местным органам власти использовать установочные документы, исходя из текущих потребностей и личных взглядов, а с другой, развращающее действовали на граждан, воспитывая лицемерие и пассивность. Реакция на проявление советскими гражданами, в том числе, молодежью, своей позиции по различным вопросам может служить индикатором соотношения этих противонаправленных тенденций.

 

Публикации актовых источников в России в XVIII-XX вв.

Н.А. Комочев

(РГГУ)

 

1. Актовая археография и практическая подготовка публикаций русских грамот всегда соотносились с развитием отечественной дипломатики. В связи с этим при рассмотрении изданий актов весьма плодотворно ориентироваться на периодизацию истории дипломатики.

В развитии отечественной дипломатики ее основатель, член-корреспондент РАН С.М. Каштанов выделяет шесть этапов (или периодов), причем, современный период приходится уже, очевидно, на новый этап#. Рассмотрим последовательно, какими основными изданиями был отмечен каждый из этапов.    

2. Первым этапом считается время с середины XVIII в. до конца первой трети XIX в. Это – начало научной дипломатики в России, осуществление самых  первых публикаций актов. Крупнейшим изданием исторических источников в XVIII в. можно считать «Древнюю Российскую вивлиофику» (ДРВ), связанную с именем Н.И. Новикова. Первое издание (1773-1775 гг.) выходит в свет в 10 частях, второе (1788-1791 гг.) состояло уже из 20 частей. Также печаталось «Продолжение ДРВ», состоявшее из 11 частей, и в большей степени посвященное внешнеполитическим документам. Каждая часть ДРВ состоит из нескольких тематических разделов, в которые включены документы разных видов, связанные с каким-либо политическим событием. Для ДРВ, как и для многих публикаций XVIII-XIX вв., характерно было отсутствие точных указаний на место хранения публикуемого документа. При этом Н.И. Новиков ставил своей задачей точную передачу текста документа, что достаточно последовательно соблюдалось.

Большой актовый материал дает «Собрание государственных грамот и договоров» (СГГД). Издание готовилось Комиссией печатания государственных грамот и договоров, созданной по инициативе Н.П. Румянцева в 1811 г. при Московском архиве коллегии иностранных дел. Для публикации подбирались источники, имевшие значительный интерес с точки зрения политической истории. В издании СГГД был принят строго хронологический порядок расположения документов, по царствованиям. В отдельных случаях воспроизводились печати к грамотам, что, к сожалению, не было продолжено в других изданиях.

В «Полном собрании законов Российской империи» (ПСЗ), включающем, кроме законодательства, еще и большой массив актов, опубликованы по хронологии источники, начиная с середины XVII в.

3. Второй период приходится на середину 1830-х – 1880-е годы, когда значение приобретают документальные издания, связанные с научными обществами и специальными учреждениями, созданными для публикации исторических источников.

Среди изданий Общества истории и древностей российских при Московском университете особый интерес представляют «Чтения» и «Временник» (выходил в 1849-1857 гг.). В этих и других изданиях общества активно публиковались акты.

Неоценимый вклад в дело публикации русских актов внесла Археографическая комиссия, выпустившая около полутора десятка изданий актов. О них Н.П. Лихачев писал как об «остове археографической истории России», «основном дипломатическом источнике». К их числу относятся такие издания, как «Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи», «Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею», «Дополнения к актам историческим», «Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России» (АЮЗР). В АЮЗР документы расположены в той последовательности, как они идут в архивном деле, имеющем общий заголовок. Акты публикуются не по отдельности, как в других изданиях, а в составе дела, такая практика достаточно ценна для исследователей. Еще одним достоинством данного издания является то, что АЮЗР содержат указания на место хранения публикуемых источников.

Следует отметить публикации актов, связанные с историей определенного региона, в которых нередко встречаются ранее не издававшиеся  документы. Такие издания систематически стали выходить, начиная с первой половины XIX в., например, «Древние государственные грамоты, наказные памяти и челобитные, собранные в Пермской губернии» (1821 г.), «Древние акты, относящиеся к истории Вятского края» (1881 г.) и др.   

4. На третьем этапе – в 1890-е годы, были сделаны попытки изучить развитие формы актов и выяснить политические причины создания отдельных актов. Период связан, в первую очередь, с научной школой А.С. Лаппо-Данилевского и его учеников, среди которых были такие ученые, как А.И. Андреев, С.Н. Валк, Б.Д. Греков, Б.А. Романов и др. Большим достижением школы стал «Сборник грамот Коллегии экономии», подготовленный по специально разработанным правилам и ставший методической основой для последующих изданий.

5. С третьим этапом пересекается четвертый период, связанный с 1920-1940 гг., когда акты стали широко использоваться в качестве источников по социально-экономической истории страны.

6. Пятый этап – до середины 1970-х годов, отмечен выходом в свет большого числа актовых публикаций. Акты стали широко рассматриваться в связи с политической историей, получило распространение составление перечней разных разновидностей актов. Именно в этот период были систематически и по новым правилам опубликованы древнейшие русские акты, в результате чего корпус известных грамот до начала XVI в. можно считать изданным. Речь идет об изданиях: «Грамоты Великого Новгорода и Пскова», «Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей», «Акты феодального землевладения и хозяйства», «Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси» и др.

7. В течение шестого периода – до 1990-х годов, получили продолжение названные направления исследований, дальнейшая разработка принципов актовой археографии («Акты Русского государства 1505-1526 гг.» и др.)  

8. Наконец, уже в 1990-2000-е гг. выходят такие крупные издания, как «Русский дипломатарий» и «Акты служилых землевладельцев», «Россия и греческий мир в XVI веке» и др., а также многочисленные публикации отдельных источников.  

9. До революции акты публиковались, как правило, отдельными документами, оторванными от делопроизводства, только в редких случаях, как в АЮЗР, документы издавались в составе дела. Грамоты часто публиковались без особой системы, нередко в разных сборниках издавались одни и те же. Принципы отбора источников оставались достаточно субъективными — выбор определялся границами собрания актов (издавались по преимуществу акты одного архива или собрания), тематическим принципом, а также географической принадлежностью (в случае региональных изданий).

Дореволюционные издания в основном не предполагали точную передачу палеографических и иных особенностей внешней формы публикуемых актов. При этом стремились к точной передаче текста источника с определенной модернизацией его языка под грамматические нормы XIX в. Описание источника оставалось кратким, далеко не всегда указывалось точное местонахождение издаваемого текста, не говоря уже об особенностях внешней формы. Тем не менее, издания актов, вышедшие до революции, представляют огромный интерес для источниковедения, так как включают в себя значительные пласты источников. Богатство и разнообразие опубликованного материала объясняют тот факт, что все названные издания были и остаются незаменимыми для многих поколений исследователей.

В советские и постсоветские годы издание актов приобрело более планомерный характер, но по количеству изданных источников перевес остается за дореволюционными изданиями. С другой стороны, в XX в. были выработаны принципы актовой археографии (Л.В. Черепнин, А.А. Зимин, С.М. Каштанов и др.), которые максимально ориентированы на самые взыскательные запросы исследователей и ставят многие отечественные издания в один ряд с фундаментальными западными публикациями, такими, например, как издание актов Меровингов, вышедшее в двух частях в серии MGH в 2001 г. Основным принципом становится исследовательский подход к источнику, преимущественной является максимально полная передача палеографических особенностей текста за счет сохранения устаревших букв и составления примечаний с указанием состояния источника. Издания предполагают уточнение датировок, степени подлинности каждой грамоты, восстановление утраченных фрагментов текста, учет всех известных списков, публикаций и основных упоминаний в литературе, то есть большую исследовательскую работу.    

10. Публикации всегда давали импульс развитию дипломатики и исторической науки, так было в России во второй трети XIX в. и в середине XX в. Дипломатика невозможна без анализа большого комплекса материала, именно на издания актов, в первую очередь, ориентируются исследователи. С другой стороны, при подготовке изданий совершенствуется методика работы с актами, нередко археограф и дипломатист сочетаются в одном лице. Например, Т. Зиккель положил основу современной издательской практике в Германии, активно участвовали в издании русских актов С.Б. Веселовский и Л.В. Черепнин. Влияние археографии на исследования наблюдаем в Германии после начала выхода Monumenta Germaniae Historica,  регестов И. Бёмера. Очевидно, примеры подобной связи между актовой археографией и дипломатикой можно найти в разных странах. Активная археографическая деятельность первой половины XIX в. (кружок Н.П. Румянцева, экспедиции П.М. Строева, издания Археографической комиссии и др.), например, вполне соотносится с аналогичной работой в Германии, а также Франции в тот же период.

11. Издание, как и изучение актов, начиналось с источников более ранних эпох, а затем в орбиту исследователей попадали все более поздние акты. Однако до сих пор дипломатика актов нового времени (XVIII-XIX вв.), а также XX в. в Европе и в России разработана очень слабо, специальные издания новейших актов также малочисленны. Особенно ярко это видно в европейской дипломатике, которая по-прежнему основное внимание уделяет актам раннего и классического средневековья. Вопрос о применении дипломатики к актам позднего средневековья и нового времени практически только ставится.

12. Кроме того, исторически раньше начинали публиковаться преимущественно публичные акты. Интерес к частным актам связан с началом исследований социально-экономической истории, повседневной жизни людей. В русской дипломатике этот рубеж приходится на конец XIX – начало XX вв. Связывает две эти тенденции то, что публичные акты в массе своей лучше сохраняются, чем частные акты, которые, кроме того, и возникать начали позже. Это, по-видимому, характерно как для европейских, так и для русских грамот.   

 

Опыты «полицейского социализма»:

к истории сотрудничества С.В. Зубатова и Л.А. Тихомирова

О.А. Кононова

(МГУ)

 

В начале 1901 г. началось официальное сотрудничество бывшего революционера народовольца Л.А. Тихомирова с начальником Московского охранного отделения С.В. Зубатовым. Роль Тихомирова фактически сводилась к теоретическому обоснованию, проводимой Зубатовым политики по легализации рабочего движения под надзором полиции. Еще будучи социалистом, Тихомиров проявлял интерес к рабочему вопросу и в 1870-1880 гг. касался этой темы в своих статьях. А в первой половине 1890-х гг. уже с монархических позиций попытался наметить основные принципы решения данной проблемы. Зубатов же обнаруживает свою заинтересованность рабочим вопросом в апреле 1898 года. Он пишет обстоятельный доклад московскому обер-полицмейстеру Д.Ф. Трепову, из которого тот составил докладную записку на имя генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Эта записка, дошедшая до наших дней, и является основным программным документом «полицейского социализма». Интересно отметить тот факт, что и Тихомиров, и Зубатов в молодости были «отравлены» социалистическими идеями: первый, как известно, был активистом партии «Народная воля», а второй распространял через библиотеку своей жены запрещенные книги.

Хотя общение Тихомирова с Зубатовым в период 1896-1901 гг., в силу известных причин, трудно документировать, в ряде работ и того и другого обнаруживается явное пересечение идей и мыслей, что свидетельствует, по крайней мере, о существовании круга вопросов, который интересовал в равной степени обоих.

Интерес к рабочему вопросу подтолкнул Л.А. Тихомирова к сотрудничеству с полицией и с С.В. Зубатовым лично. Их объединяла уверенность в том, что только монархическое государство может разрешить все проблемы трудового народа. Самодержавная форма правления – единственно справедливая, по их общему мнению. Она является как бы третейским судьей, не имеющим своих собственных корыстных целей, в отличие от республики, где каждая партия преследует свои собственные интересы, мало заботясь о благе государства в целом. И Зубатов и Тихомиров сходятся в том, что только избранным рабочим может быть позволена «умственная самостоятельность», так как в массе своей это люди средних способностей, которым нельзя доверять решение сложных вопросов общественной жизни. Основная же задача властей – «отвлекать» народ от политики. Необходимо объяснить рабочим, что надо жить не для борьбы за какие-то эфемерные идеалы, а для того, чтобы «хорошо устроиться», как пишет Тихомиров в своей Записке «О задачах русских рабочих союзов и началах их организации» (1902 г.). Зубатов, в свою очередь, в письме начальнику Особого отдела Департамента полиции Ратаеву (1898 г.) пишет, что «только глупость и серость рабочих» подталкивают их «вопреки здравому смыслу упускать синицу из рук и гнаться за журавлем в небе». Тем не менее, между ними были расхождения по целому ряду вопросов. Как показывает проведенное исследование, к таковым можно отнести: особенности рабочего движения в России, особенности политической власти в России, баланс социальных сил в России и их оценка, либеральная интеллигенции и ее влияние на рабочих, значение христианства для развития страны и будущего рабочих, западный опыт в решении рабочего вопроса и оценка его актуальности для нашей страны. Зубатов, хорошо ориентирующийся в современной ему политической и экономической литературе, имел свои собственные суждения о постановке дела по организации рабочего движения в России.

Так или иначе, Тихомиров оказал ощутимую поддержку Зубатову в его начинаниях. Он принял активное участие в написании Устава первой зубатовской организации – «Общества рабочих механического производства г. Москвы» (1901 г.). Им же были написаны записки «Об учреждении профессиональных союзов» (1901 г.) и «О задачах русских рабочих союзов и началах их организации» (1902 г.), представленные генералу Трепову, а в «Московских ведомостях» регулярно печатались его статьи, которые являлись идеологическим обоснованием политики московских властей в отношении рабочих. Все эти тексты в адаптированном виде легли в основу лекций, которые читались на собраниях «зубатовцев».

Вершиной успеха совместной деятельности Зубатова и Тихомирова стала верноподданническая демонстрация рабочих перед памятником Александру II, состоявшаяся 19 февраля 1902 г. в Москве. Но уже в весной того же года эффективность «полицейского социализма» пошла на спад. А к лету 1903-го года подконтрольное властям рабочее движение зашло в тупик – организованная легальными союзами массовая стачка в Одессе явилась поводом для отставки Зубатова с должности начальника Особого отдела Департамента полиции, в которой он не успел пробыть и года. Попытка перенести опыт западных тред-юнионов (пусть даже и с учетом национальных особенностей) на почву традиционно-иерархического государства оказалась неудачной. Собственно, основной проблемой России в начале ХХ в. была проблема политическая. Система самодержавия, на которую надеялись Тихомиров и Зубатов, была уже совершенно не адекватна процессам, происходящим в стране, не зависимо от нее.

Степень и характер взаимовлияния Зубатова и Тихомирова еще предстоит изучить. Данная работа – лишь намечает поле для дальнейшего, более глубокого исследования, в актуальности которого не приходится сомневаться. Работа в этом направлении осложняется тем, что Зубатов не был ни писателем, ни публицистом. Он был практиком, в первую очередь. И, если Тихомиров оставил после себя внушительное печатное наследие, то полноценных материалов, где Зубатов обстоятельно излагает свои концепции, не существует. Сформировать представление о его политических взглядах мы можем лишь по сохранившимся письмам, докладным запискам, воспоминаниям современников и т.п., что предполагает работу, прежде всего, с архивными источниками.   

Русско-германские

торгово-экономические отношения

накануне Первой мировой войны (1912-1914)

в оценке русской прессы

 

Б.С. Котов

(РГАСПИ)

 

Изучение истории русско-германских хозяйственных связей, в том числе двусторонней торговли, в конце XIX – начале XX вв. важно для понимания экономических предпосылок охлаждения отношений между Берлином и Санкт-Петербургом, которое началось вскоре после объединения Германии под эгидой Пруссии.

Хотя существует довольно обширная литература, посвященная русско-германским торгово-экономическим отношениям на рубеже веков и роли германского капитала в развитии российской промышленности в этот период, до сих пор практически неисследованной остается реакция русского общества на рост противоречий между двумя странами в торгово-экономической сфере накануне Первой мировой войны.  

Уникальный материал для исследования этой проблемы предоставляет российская периодическая печать начала XX века. После революции 1905 г., в ходе которой возникли легальные политические партии и появились десятки тесно связанных с ними газет и журналов, пресса России превратилась в достаточно точный барометр настроений различных социально-политических групп российского общества.

Анализ позиции наиболее влиятельных русских газет и журналов в отношении русско-германских торговых связей позволяет ответить на вопрос: использовались ли проблемы, существовавшие в сфере двусторонней торговли, для нагнетания антигерманских настроений в России и формирования образа «немецкого врага» в преддверии мирового вооруженного конфликта 1914-1918 гг.?

В начале XX века Германия являлась главным торговым партнером России. В 1913 г. на Германию приходилось более 47 % русского экспорта и более 46 % импорта. Накануне Первой мировой войны Германия ввозила в Россию почти столько же товаров, сколько все остальные государства вместе взятые.

Но, как показывает анализ прессы за 1912-14 гг., в России эта тесная экономическая связь с Германией вызывала нарастающую тревогу: все чаще высказывались опасения, что хозяйственная зависимость повлечет за собой со временем и политическое подчинение России Берлину.

Чтобы не допустить этого, некоторые русские газеты проантантовской ориентации («Русское слово», «Утро России», «Новое время», «Русские ведомости») призывали избавиться от этой зависимости и «экономически эмансипироваться» от Германии.

Средство достижения этой цели они усматривали в развитии торговых отношений с другими европейскими государствами – Великобританией, скандинавскими странами, Бельгией, Нидерландами. Среди проантантовских газет выделялась позиция кадетской «Речи», которая считала вредными алармистские призывы к хозяйственному разрыву с Германией и призывала к дальнейшему развитию и углублению торговых связей с этой страной.

Особое внимание русской прессы в последние предвоенные годы привлекала проблема торговых отношений между Россией и Германией в сфере сельского хозяйства. Интенсификация сельскохозяйственного производства в Германии, особенно в крупных поместьях восточных областей этой страны – Восточной и Западной Пруссии, Силезии, Познани – привела к тому, что Германия на рубеже XIX-XX вв. стала крупным европейским производителем и экспортером хлеба.

С 1908 г. начался быстрый рост германского ввоза зерна, в основном ржи, в пределы Российской империи. К 1914 г. германские аграрии фактически монополизировали поставки хлеба в Великое княжество Финляндское. Правда, ввоз немецкого зерна  в остальные регионы Российской империи в последние предвоенные годы по-прежнему былнезначительным: ввоз ржи, например, составлял лишь 0,3-0,8 % от внутреннего российского производства этой культуры.

В оценке опасностей, которые таила в себе для русского земледелия конкуренция со стороны германских аграриев, пресса не была едина. Некоторые влиятельные газеты («Русское слово», «Новое время») заявляли, что данные тенденции в сфере хлебной торговли угрожают России потерей статуса великой державы и даже превращением в «колонию» Германии.

Более взвешенную, на мой взгляд, позицию в оценке германского хлебного ввоза в Россию занимали либеральные издания «Речь», «Русские ведомости», «Вестник Европы», а также октябристский «Голос Москвы», считавшие, что угроза «завоевания» немецкими аграриями внутреннего российского рынка сильно преувеличена.

В связи с тем, что в 1917 г. заканчивался срок действия русско-германского торгового договора 1904 г., особую актуальность в последние предвоенные годы приобрел вопрос о том, на каких условиях будет заключена новая торговая конвенция с главным внешнеэкономическим партнером России. Русская пресса была практически едина в оценке действовавшего торгового договора 1904 г. как очень выгодного для германской стороны и невыгодного (а то и просто разорительного) для России. Раздавались призывы освободиться от «тяжкого экономического ига Германии», наложенного, якобы, на Россию этим договором.

Однако внимательное изучение торговой конвенции 1904 г. позволяет сделать вывод, что в своих оценках русская пресса в начале XX века существенно сгущала краски. Представление о разорительности для России торгового договора 1904 года не соответствовало действительности, что было доказано отечественными историками и экономистами#. Тем не менее, оно получило широкое распространение в русском обществе, содействуя появлению в образе Германии накануне Первой мировой войны новых граней – Германия теперь представала как «эксплуататор русского народа».

Такое положение воспринималось не как следствие благоприятного для немцев стечения обстоятельств, а как результат целенаправленных интриг Берлина, направленных на экономическое закабаление России: русские газеты и журналы часто обвиняли Германию, что она специально втравила Россию в войну на Дальнем Востоке с Японией в 1904 г. для того, чтобы, воспользовавшись тяжелым международным положением России, навязать ей невыгодный торговый договор.

Настаивая на том, что российскому правительству необходимо бороться на будущих торговых переговорах с Берлином за изменение условий действовавшей торговой конвенции, большинство органов прессы признавало, что в распоряжении Санкт-Петербурга было совсем немного средств экономического давления на Германию, поскольку в хозяйственном отношении Россия гораздо больше зависела от своего немецкого партнера, чем Германия – от России.  

Чаще всего в качестве меры экономической борьбы с Германией рассматривалось введение протекционистских таможенных пошлин на ввозимый в Россию и Финляндию немецкий хлеб в зерне и муке.

Значительная часть русской прессы («Новое время», «Утро России», «Московские ведомости») выступила в поддержку правительственного законопроекта о введении высоких пошлин против ввозимой из Германии сельскохозяйственной продукции, который был принят Думой весной 1914 г. На мой взгляд, это свидетельствует о том, насколько неуверенно в этот период русское общество чувствовало себя перед лицом мощной экономически развитой Германии, чья конкуренция угрожала не только слабой российской промышленности, но ставила под удар и традиционно сильные позиции России в сфере хлебной торговли.

Русской прессой не исключалась вероятность возникновения вследствие трудно разрешимых противоречий таможенной войны между двумя странами. Шансы России на победу в таможенной войне по-разному оценивались в различных газетах и журналах.

Некоторые органы русской прессы выражали опасения, что таможенная война, если она начнется, может перерасти в войну настоящую («Новое время», «Московские ведомости»).

Однако большинство изданий считало, что Берлин попытается создать для России внешнеполитические осложнения, столкнув ее с третьими странами (Австро-Венгрией, Турцией, Китаем), чтобы выторговать себе за нейтралитет разорительный для русских интересов торговый договор. Поэтому со страниц газет и журналов в 1912-1914 гг. часто раздавались призывы к Министерству иностранных дел заблаговременно принять меры и не допустить втягивания страны во внешнеполитические авантюры, которые ослабили бы позиции России на предстоящих торговых переговорах с Берлином.  

В целом ведущие органы российской прессы разных политических направлений – от либерального «Русского слова» до черносотенного «Русского знамени» — считали, что отношения между Россией и Германией в торгово-экономической сфере складываются столь же негативно, что и в политической. Показательно в данной связи, что даже правоконсервативные издания («Земщина», «Русское знамя»), призывавшие к переориентации русской внешней политики на Берлин и восстановлению традиционных дружественных отношений с Пруссией, указывали на ненормальный характер русско-германских торговых отношений, полагая, что они складываются в ущерб России.

Наиболее антигермански настроенные органы русской прессы («Новое время», «Московские ведомости», «Утро России») обвиняли Берлин в стремлении к «экономическому завоеванию России» через навязывание ей разорительных торговых договоров.

Таким образом, можно сделать вывод, что проблемы, существовавшие между Россией и Германией в сфере двусторонней торговли, существенно повлияли на ухудшение образа Германии в глазах российского общества в последние годы, предшествовавшие мировой войне 1914-1918 гг.

 

Роль Комиссии по вопросам религиозных культов

при Президиуме ЦИК СССР в разработке религиозного законодательства 1930-х гг.

А.С. Кочетова

(РГАСПИ)

 

Государственно-религиозные отношения в СССР изменялись на протяжении всего советского периода. При этом государство стремилось всячески контролировать проявления религиозного мировоззрения.  Именно для этого, начиная с 1918 г., стало формироваться советское религиозное законодательство, которое регламентировало всю религиозную деятельность в СССР. Для контроля его выполнения и реализации государственной религиозной политики образовывались специальные органы. Среди них – Комиссия по вопросам религиозных культов при Президиуме ЦИК СССР (1929-1938 гг.). Период ее деятельности падает на 1930-е гг. – время «казарменного социализма» с минимум личных прав и свобод для граждан СССР». Именно в таких условиях Комиссия пыталась выстроить линию отношения между государством и верующими, следить за исполнением законодательства о культах, ограждая религиозные организации от административного произвола.

Комиссия по вопросам религиозных культов при Президиуме ЦИК СССР, председателем которой являлся П.Г. Смидович, а после его смерти с мая 1935 г. – П.А. Красиков, изначально была образована как всероссийская для контроля за выполнением  религиозного законодательства от 8 апреля 1929 г. В 1934 г. по инициативе П.Г.Смидовича  Комиссия по вопросам культов при  Президиуме ВЦИК была преобразована  во всесоюзную. При этом общесоюзная Комиссия продолжала выполнять функции как республиканский орган.

С первых дней своего образования, Комиссия приступила к активной деятельности. При этом положение Комиссии, где были определены ее обязанности и полномочия, было принято только в 1931 г. В этом же положении на Комиссию возлагалась «разработка и предварительное рассмотрение проектов законодательных актов и постановлений по вопросам, связанным с культами».

Начало формированию религиозного законодательства 1930-х гг. положило Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях». Именно ему в дальнейшем должны были соответствовать все постановления и законодательные акты по вопросам культов. Также они должны были не противоречить основным законам – Конституциям РСФСР и СССР.

В законодательной деятельности Комиссии выделяются три вида нормативно-правовых актов: постановления, циркуляры и инструкции. Все они носили правозащитный характер.

Постановления Комиссии в основном решали вопросы, вытекающие из жалоб верующего населения. Так Комиссия восстанавливала в избирательных правах бывших служителей культа, отменяла налог отказывающимся от прохождения военной службы из-за религиозных убеждений, отменяла авторский гонорар с религиозного  объединения за церковные песнопения, вставала на защиту культового имущества, наделяла религиозные объединения правом обжалования принятых решений.

Инструкции Комиссии по вопросам религиозных культов носили разъяснительный характер, но, в то же время, обязывали местные власти неуклонно следовать религиозному законодательству от 1929 г. Тем самым Комиссия вставала на защиту религиозного объединения в  отношении их прав на существование и на исполнение религиозных обрядов в стенах молитвенных зданий, стремилась оградить от уничтожения уникальные культовые вещи, а также сами здания религиозных культов как исторических памятников.

Кроме этого Комиссия принимала участие в разработке циркуляров и инструкций других ведомств, которые, так или иначе, касались вопросов религиозных культов. Часто в них затрагивалась финансовая сторона. Комиссия стремилась создать приемлемые экономические условия для существования религиозных объединений и содержаний молитвенных зданий, добилась права на получении пенсии лицам, работающим по договору у организаций религиозных объединений, а также бывшим служителям религиозного культа. Кроме этого Комиссия всеми возможными способами пыталась сохранить молитвенные здания, как памятники архитектуры, уберегая их не только от сноса, но и от внутреннего переустройства.

Таким образом, несмотря на антирелигиозную позицию ЦК ВКП(б), повсеместный натиск антирелигиозной пропаганды, Комиссии по вопросам религиозных культов при Президиуме ВЦИК удавалось «смягчать» положение священнослужителей и верующего населения, не допуская при этом нарушения законодательства «О религиозных объединениях» и «перегибов» в его реализации на местах.

После реорганизации Комиссии в общесоюзную ее роль в законодательной деятельности постепенно ослабевает. Несмотря на получение статуса союзного центрального органа, вопреки ожиданиям П.Г. Смидовича, авторитет Комиссии как регулятора государственно-религиозных отношений падает. В первую очередь это было связано с отсутствием Положения Комиссии, где были бы прописаны ее полномочия и права. Таким образом, Комиссия при Президиуме ЦИК СССР фактически на незаконных основаниях занималась своей прежней деятельностью, но уже во всесоюзном масштабе. В связи с этим, участились случаи самостоятельного решения вопросов на местах, а, следовательно, и нарушения религиозного законодательства.

Также негативно влияло и отсутствие союзного законодательства о религиозных культах. В связи с этим Комиссия не раз обращалась в Президиум ЦИК СССР с предложением ускорить его издание». Но ЦИК СССР это постоянно откладывал. При этом Комиссия постоянно настаивала на недопустимости решения религиозных проблем административным путем, а только посредством проведение массово-разъяснительной работы. Но в основном роль Комиссии в разработке законодательства сходит на нет, ее лишь стали ставить в известность о решениях, касающихся вопросов культов. В это же время ЦК ВКП(б) настаивает на ненужности какого-либо регулирования государственно-религиозных отношений и на необходимости полной ликвидации законодательства о культах. Несмотря на убеждения Комиссии в недооценки культовых проблем, в 1938 г. Комиссия по вопросам культов при Президиуме ЦИК СССР была упразднена.

 

Уильям Моррис: взгляд художника на политику

А.Ф. Кулясова

(МГУ)

 

Лао-Цзы говорил: «Надевая одежду, мы обнажаем душу». Если взглянуть на внешний вид нашего общества, то какую душу мы увидим? Во-первых, она пестрая и разноцветная в результате смешения стилей разных эпох и культур и веяний моды. Во-вторых, она разнородная в результате смешения личных вкусов и возможностей каждого из нас. Облик нашего общества обнажает скорее эклектичность души, нежели гармонию. Потому что пока одна ее часть покрыта бриллиантами, а другая украшена грязью – такие слова как «гармония», «красота», «целостность» и, в итоге, «счастье» не подходят для ее описания.

Уильям Моррис (1834-1896), одна из значимых фигур в Англии девятнадцатого века, был удивительно многогранным человеком: художник, поэт, дизайнер. Он видел внешний вид современного общества: одежду, мебель, архитектуру, состояние окружающей среды, и ему было больно от осознания, какая же душа скрывается за этим. Боль – самое подходящее описание отношения Морриса к происходящему. Будучи страстной натурой, он воспринимал мир чувственно, и его эмоции были всегда сильны. В дальнейшем это скажется и на политических предпочтениях Морриса.  

Итак, представьте себе одежду викторианской эпохи: одна, и весьма малая, часть общества носит смокинги и платья с кринолином, как символ своего особого положения; другая одета или в грубую рабочую одежду, или в лохмотья, или вообще не одета. Одна часть общества живет в просторных домах с грудой абсолютно бесполезных, но «изысканных» вещей, другая выживает в «антисанитарных» условиях городов. В целом, это всё не просто некрасиво. Это уродливо. Художник по натуре, Уильям Моррис не мог терпеть такую действительность и свою жизнь посвятил тому, чтобы вернуть миру красоту.  

Путь в искусство Моррис начал еще во времена студенчества в  Оксфорде. В 1856 году он вместе с другими студентами стал издавать литературный журнал, в котором опубликовал свои первые работы разных жанров: поэмы, сказки, эссе. Его изначальное намерение религиозного служения сменилось стремлением преобразовывать мир через красоту и искусство. Закончив университет, Моррис вместе с поэтом Бёрн-Джонсом, одним из его ближайших друзей, отправился в Лондон. Здесь он стал учеником Данте Габриэля Россетти, основателя «Братства Прерафаэлитов», бунтующего против условностей викторианской эпохи. Прерафаэлиты стремились к возврату ранних форм итальянской живописи, ориентированной на готику и менее салонной. Они отказывались рисовать в темных мутноватых красках, а создавали более живые и яркие картины. Они стали работать на природе вместо кабинетов. Отвергая лицемерие и ханжество своего века, прерафаэлиты могли рисовать королеву с продавщицы, богиню с дочери конюха. Как и Морриса, их привлекала красота средневековой эпохи, притягивали идеалы прошлого. «Не ставя под сомнение значимость искусства ради искусства, Братство верило в его исключительно важную роль и в других сферах жизни». Прерафаэлиты заметно повлияли на молодого, открывающего свои художественные таланты, Морриса. В зрелые годы он сравнительно легко перенесет бунтарский дух из искусства в политику.

В облике современного ему общества Уильяма Морриса сильнее всего раздражало то, что происходило с природой и архитектурой Великобритании. Вместо чистой, цветущей Англии прошлого он видел задымленную землю, на которой повсеместно возникали всё новые и новые фабрики, уничтожались леса и загрязнялись реки. Англия находилась на пике своего промышленного могущества. Плоды же индустриализации пожинала небольшая группа людей, не заботящихся о последствиях своего обогащения. И всё это происходило с согласия другой группы напыщенных людей, которые вели нескончаемые, но бесполезные речи в совершенно отвратительном, на вкус Морриса, здании парламента. Кроме того, по прихоти тех же избранников народа разрушались или реставрировались до неузнаваемости здания прошлого, памятники средневековой архитектуры.

Такой внешний облик современного общества Моррис вынести не мог. В 1861 году он открыл фирму, которая занималась дизайном интерьеров, созданием авторской мебели. Позже он инициировал Движение Искусств и Ремесел, целями которого были возврат к ручному мастерству взамен обезличенного машинного производства и возрождение прикладных искусств —  ткачества, книгопечатания, словолитья, гравюры. В 1877 Моррис организовал Общество по Сохранению Старинных Зданий, благодаря которому многих памятников Англии миновал утилитаристский подход индустриальной эпохи. Моррис превратился в одну из влиятельнейших фигур английского искусства девятнадцатого века. Постепенно к нему пришло осознание того, что стремление переодеть общество, облагородить внешний вид, чем он активно занимался,  слабо влияет повседневную на жизнь людей с ее бедствиями. Смена декораций не меняет сути драмы.  Импульсивный Моррис не мог довольствоваться поверхностными переменами, заплатками на облачении общества. Он пришел к пониманию, что пока капиталистическая машина работает, пока экономическим механизмом движет корысть и жажда прибыли, миллионы людей так и будут рабами, выпускающими всё больше и больше безвкусных товаров для удовлетворения мнимых потребностей. Радость творчества и красота жизни так и останутся привилегией немногих, ведь «искусство не может расцвести в обществе, болеющем меркантилизмом и торговлей».

Поиски возможности подлинных перемен привели Морриса в политику, а точнее – к социализму. В отличие от Бернарда Шоу и Герберта Уэллса, лидеров Фабианского общества, Моррис отвергал путь реформ, и сама идея сотрудничества с английским парламентом противоречила его решительной натуре. Прочитав же в 1883 году «Капитал» Маркса на французском языке, Моррис нашёл социализм отвечающим его собственным идеям и наблюдениям.

В 1883 Моррис вступил в Демократическую Федерацию, первый радикально-социалистическое сообщество в Англии. В 1884 году он с группой единомышленников отделились и создали новую организацию – Социалистическую Лигу, лидером которой Моррис был до 1890 года. Одновременно он редактировал журнала Лиги — «Commonwealth», выступал с публичными лекциями, активно распространяя марксистские идеи в Англии.

В то же время Уильям Моррис продолжал быть человеком искусства, облачая свои политические идеи в поэтическую форму. Одним из его ярчайших произведений является утопия «Вести ниоткуда», написанная в 1890 году. В ней Моррис рисует общество будущего, отстоявшего своё право на счастье через революцию. Англия будет похожа на цветущий сад, в котором живут свободные и счастливые люди. Каждый из них сможет быть Творцом, а труд превратится в наслаждение. Моррис твёрдо верил, что придёт день, когда здоровые и красивые люди будут жить в красивом и богатом мире. А внешняя красота, к которой он стремился всю жизнь, будет отражать внутреннюю гармонию.

Уильям Моррис – уникальный пример становления социалиста-революционера не через философию, не через экономику, а через эстетику.  Красота спасет мир, но для этого мир должен быть переустроен.

 

Виды и формы страхования в условиях НЭПа

Ю.Г. Кураева

(МГУ)

 

В последние десятилетия формирование государственной монополии на страхование исследовалось только в рамках общей истории страхования. Даже  в современных дискуссиях по НЭП (новой экономической политике) эта проблема не поднималась. Между тем, формирование государственной монополии на страхование включает в себя достаточно широкий круг вопросов, находящихся на стыке исследовательских интересов историков, политологов, экономистов и юристов.

Декрет от 6 октября 1921 года о государственном имущественном страховании, вводя государственную страховую монополию, установил изъятие для кооперации. Согласно ст. 5 этого декрета, кооперативным организациям предоставлялось право взамен обязательного государственного страхования организовать взаимное страхование собственных имуществ от стихийных бедствий. В СССР образовались три кооперативных страховых центра:

1.Страховая Секция Центросоюза для страхования имуществ потребительской кооперации;

2) Всероссийский Кооперативный Страховой Союз для страхования имуществ других видов кооперации и

3) Украинский Кооперативный Страховой Союз для страхования имуществ всех видов кооперации. В операционном и организационном отношениях кооперативное страхование тесно связывалось с государственным страхованием.

В первые годы работы Госстраха значительное число страховых обществ разных стран объявили ему бойкот и не заключали с ним никаких  договоров. Переговоры Госстраха с иностранными страховыми обществами начались в середине 1922 г., и только 11 марта 1924 г. был заключен первый перестраховочный договор. Согласно Положению о Госстрахе, экспортно-импортные товары, находящиеся за границей и состоящие в непосредственном распоряжении правительственных учреждений, государственных органов, кооперативных организаций и граждан СССР, могли страховаться исключительно в Госстрахе или в смешанных обществах по соглашению с Госстрахом. В пределах Западной Европы агентура по транспортным операциям была сосредоточена в руках торговых представительств. Кроме того, были  организованы агентства в Персии, Манчжурии и Китае.

В целях облегчения для иностранного кредитного оборота обслуживания страхованием внешней торговли Союза ССР, Госстрахом, с разрешения НКФ, было учреждено в Лондоне в 1925 г. в феврале смешанное страховое акционерное общество с капиталом в 100 000 английских фунтов, под наименованием – Черноморско-Балтийское Страховое Общество.

С изданием 15 ноября 1921 г. декрета «О социальном страховании лиц, занятых наемным трудом» советское законодательство снова вступило на путь социального страхования. При  этом страховые взносы должны были платить владельцы предприятий, без права каких-либо обложений страхуемых рабочих и служащих. Были созданы кассы социального страхования, ликвидированные в 1919 году. В декабре 1921 года открыло свои действия Центральное Управление социального  страхования. Цусстрах имел в своем составе функциональные отделы, ведающие отдельными частями его работы, а также центральную транспортную страховую секцию, руководящую деятельностью органов социального страхования на железнодорожном и водном транспорте. Все виды социального страховании, за исключением медицинской помощи, сначала проводились НКСО.

Позже от этого пришлось отказаться в пользу рабочих касс социального страхования. Они организовывались для проведения одного лишь вида страхования по временной нетрудоспособности и дополнительным видам обеспечения. Что касается страхования инвалидности, вдовства, сиротства и безработицы, то проведение их возлагалось на отделы социального обеспечения.

Основными и самыми распространенными типами страхования в исследуемый период были обязательное окладное и  обязательное неокладное обязательные страхования. Страхование обязательное заключается в том, что страховое правоотношение в некоторых случаях возникает непосредственно в силу закона. Обязательному окладному страхованию в СССР подлежали:

а) строения, принадлежащие кооперативам и частным лицам, страхуемые от огня;

б) растительные культуры, страхуемые от градобития;

в) сельскохозяйственный скот от падежа.

Обязательное окладное страхование не распространялось на каждое имущество и не обеспечивало действительную его стоимость, а шло путем установления однородных групповых норм. Эти групповые нормы носили название окладных, так как в соответствии с ними на страхователя начислялся определенный обязательный платеж — «оклад».

Обязательному неокладному страхованию в СССР подлежали:

а) имущества, принадлежащие государству и местным советам, находящиеся во временном владении, у кооперативов и частных лиц – физических и юридических;

б) имущества, принадлежащие кооперативам и частным лицам, служащие обеспечением ссуд, выданных государственными, в том числе и коммунальными, кредитными учреждениями;

в) товары, принадлежащие государственным органам, кооперативам и частным физическим и юридическим лицам, поступающие на хранение в учрежденные товарные склады. Обязательное неокладное страхование применялось в СССР при страховании от огня и при транспортном страховании.

Добровольное же страхование в СССР применялось, как страхование имущества от огня, животных от падежа, растительных культур от градобития. Так же могло быть транспортным, гарантийным и личным. Имущества, застрахованные в обязательном (окладном или неокладном) порядке не в полной стоимости или не от всех опасностей, предусмотренных Положением о Госстрахе, могли быть дополнительно застрахованы в добровольном порядке. Одним из самых последних видов страхования, проводившихся Госстрахом в добровольном порядке, стало страхование от гражданской ответственности.

Итак, в рассматриваемый период, существовали кооперативное страхование, страхование социальное, страхование, связанное с заграничными рисками. Основными типами страхования являлись обязательное окладное страхование и обязательное неокладное страхование. Существовали так же формы необязательного страхования, как-то: страхование жизни, транспортных рисков, дополнительное страхование имущества от огня и стихийных бедствий.

 

Становление Европейского Союза во второй половине XX века (основополагающие документы)

Ю.М. Левицкая

(МГЛУ)

 

Европейский союз (ЕС) является крупнейшим региональным межгосударственным интеграционным объединением, имеющим заметный наднациональный характер, который проявляется в реализации единой политики во многих экономических, хозяйственных и социальных областях. Именно в рамках ЕС был создан экономический и валютный союз, введена единая валюта – евро, которая с 2002 г. полностью заменила национальные валюты подавляющего числа стран-членов. С точки зрения организации, ЕС можно рассматривать как высшую интеграционную форму, целями которой, помимо построения общего рынка, также являлись:

·     углубленная гармонизация всей экономики стран-участниц, включая сферу производства, введение общей расчетной, а затем и реальной единой валюты;

·     гармонизация социальных условий жизни, образования, внутренних гражданских, административных порядков, вплоть до проведения общей бюджетной, налоговой и внешней политики и совместной обороны.

В состав Евросоюза в настоящее время входят 27 стран Европы и несколько стран являются кандидатами. История этого Союза началась более полувека назад.

Первый шаг в сторону создания современного Евросоюза был сделан в 1951 году, когда в Париже был подписан договор о создании Европейского объединения угля и стали (ЕОУС). В его основе стояла выдвинутая в трудные послевоенные годы французским политическим деятелем Жаном Монне и министром иностранных дел Франции Робером Шуманом идея об объединении угольной и сталелитейной промышленности Германии и Франции под контролем наднационального органа. В ЕОУС первоначально вошли Франция, ФРГ, Бельгия, Голландия, Люксембург и Италия.

Объединение было наделено статусом самостоятельного юридического лица, обладающего правоспособностью в международных отношениях. Для управления им создавалась система институтов, основная схема которых была впоследствии воспринята Европейским экономическим сообществом (ЕЭС).

ЕОУС было первой организацией не только в Европе, но и в мире, создавшей наднациональный механизм, потенциал которого развивался и укреплялся по мере углубления и расширения западноевропейской экономической интеграции. Стоит заметить, что учредительный договор организации, помимо статей, посвященных практическим проблемам коллективного управления сталелитейной и угольной промышленностью, содержал пункты, которые излагали более широкие и далеко идущие цели, такие как содействие экономическому развитию, росту занятости и повышению жизненного уровня населения; поддержание мирных отношений; создание экономического сообщества, которому надлежало стать основой для широкого и глубокого сообщества народов, долгое время разделенных кровавыми конфликтами и др.

Однако на начальном этапе интеграции эти цели оказались преждевременными: попытки распространения интеграционного наднационального принципа на другие сферы межгосударственных отношений терпели неудачу в связи с чувствительностью национальных государств к его практическому применению. Поэтому на много лет вперед главным правилом западноевропейской интеграции стала постепенность и строгое соблюдение первоочередности экономической интеграции как основы интеграции политической.

В 1955 г. министрами иностранных дел тех же шести государств было принято решение о подготовке договора, предусматривающего расширение сферы экономической интеграции, и резолюция о создании Общего рынка. Одновременно с этими действиями прорабатывался вопрос об интеграции атомной промышленности стран Западной Европы. В результате 25 марта 1957 г. в Риме был подписан Договор об учреждении Европейского экономического сообщества (ЕЭС), известный как Римский договор, а также Договор о создании Европейского сообщества по атомной энергии (Евратом). Целью последнего было объединение усилий стран-членов для развития ядерной энергетики в мирных целях. В основе Римского договора стояли сугубо экономические цели, главная из которых – создание общего рынка путем ликвидации национальных барьеров на пути свободного движения товаров, рабочей силы, услуг и капиталов. При этом Римский договор был направлен на реализацию последовательной программы экономической интеграции, которая обозначала образование не только таможенного, но и экономического, а затем и политического союза стран ЕЭС. Предполагался и постепенный переход к проведению единой политики в различных областях экономической и социально-экономической жизни стран-участниц (сельское хозяйство, конкуренция, транспорт, налогообложение и проч.). Переход к единой торговой политике должен был обеспечить согласованные действия участников группировки во внешнеэкономической сфере и выступление ЕЭС как единого целого в системе международных экономических отношений.

Одновременно с Римским договором была подписана конвенция об ассоциации 18 африканских стран с ЕЭС (Евроафрика), которая была задумана правящими, кругами Сообщества как форма сохранения связей сначала с колониями Франции и Бельгии, а позже Великобритании, Испании и Португалии.  Благодаря этой конвенции 18 африканских стран получили возможность пользоваться преимуществами торговой, технической и финансовой кооперации с Сообществами в течение 5 лет. Подписанная ЕЭС и африканскими странами новая конвенция 20 июля 1963 года в г. Яунде (Камерун) (1964 – 1969 гг.), а также 2-я Яундская конвенция (1970 – 1975 гг.), хотя и предусматривали некоторые уступки развивающимся странам, в частности выделение из Европейского фонда развития средств на подъем национальной экономики, в целом были направлены на то, чтобы сохранить страны Африки в орбите ЕЭС. Они намечали отмену таможенных пошлин и количественных ограничений при ввозе товаров из стран ЕЭС в ассоциированные страны, а также устранение препятствий для ввоза капитала стран ЕЭС в эти страны и вывоза оттуда прибылей.

Соперничество Великобритании с Францией и Германией сделали невозможным её вступление в Европейское экономическое сообщество (ЕЭС), что послужило толчком к созданию второго интеграционного объединения.  3 мая 1960 года была создана Европейская ассоциация свободной торговли (ЕАСТ), в которую вошли Австрия, Дания, Норвегия, Португалия, Швеция, Швейцария и Великобритания. ЕАСТ являлась альтернативой для европейских государств, которые не могли или не желали присоединиться к Европейскому экономическому сообществу и считали планы создания Европейского общего рынка слишком амбициозными. Имело место мнение, что Великобритания таким образом изолирует себя политически, оставаясь в стороне от ЕЭС.

Между тем, ЕЭС продолжало расширять свои границы и в июле 1962 года произошло подписание соглашения об ассоциации между ЕЭС и Грецией, которое обозначало цели Греции как будущего полноправного члена Союза, а также открывало перспективы создания зоны свободной торговли. Соглашение вступило в силу в 1962 года. Стоит заметить, что это был первый подобный документ в истории Сообщества.

Вскоре после образования ЕАСТ, Великобритания поняла, что ЕЭС во много раз превосходит новое образование по эффективности. Принимая во внимание изменяющуюся реальность мировой торговли, как и большинство остальных торговых стран, Великобритания довольно сильно начала ощущать проблемы с защитой уже освоенных экспортных рынков, и с освоением новых. Быстро расширяющийся рынок Сообщества дал хорошую возможность оздоровления национальной экономики в целом, заставив компании мобилизовать имеющиеся средства для выживания в условиях конкуренции на рынке ЕЭС. Поэтому в августе 1961 года Великобритания официально заявила о своем желании вступить в Сообщество. Таким же образом поступили Ирландия и Дания, чья экономика существенно зависела от торговли с Великобританией. К тому же решению пришла и Норвегия.

Скандинавские страны членство в ЕЭС привлекало потому, что они могли больше выиграть, вступив в него, чем потерять. Например, одним из сильнейших факторов, который повлиял на вступление Дании в Сообщество, была перспектива свободного доступа на единый рынок. Пищевая промышленность Дании была в состоянии накормить 15 миллионов людей — в три раза больше, чем население страны.

Первая попытка вступления Великобритании в ЕЭС в период с 1961 по 1963 год, была неудачной в связи с тем, что французский президент Де Голль прервал переговоры, не доверял намерениям Великобритании, и наложил вето на решение о вступлении новых членов в ЕЭС. Аналогичным был результат и переговоров о вступлении в 1966—1967, — опять с Ирландией, Данией и Норвегией. Только в 1969 году, когда Де Голль ушел в отставку, на Саммите в Гааге, который прошёл в следующем году, Великобритания смогла стать кандидатом на вступление в ЕЭС. В завершение затянувшихся переговоров, 22 января 1972 года были подписаны соглашения с ЕЭС по объединению. Наконец, 1 января 1973 года, после успешного проведения референдумов в Ирландии и Дании, а также ратификации соглашений национальными парламентами, Великобритания, Дания и Ирландия вошли в ЕЭС. Норвегия, против вступления которой  на национальном референдуме проголосовало 53,5%,  осталась вне Сообщества.

Во время переговоров, безусловно, возникал вопрос об остальных странах-членах ЕАСТ (Швеция, Швейцария, Австрия, Португалия, Финляндия и Исландия). Некоторые из них не хотели входить в Сообщество по причине своего нейтрального статуса, некоторые не могли быть приняты из-за правящих антидемократических режимов. Решением проблемы для них стало подписание Соглашений с Сообществом о свободной торговле, что и было сделано в 1972 году. Норвегия также была включена в эту зону свободной торговли, следуя решению референдума о неприсоединении.

Возвращаясь к анализу развития ЕЭС, стоит отметить, уже 1 июля 1968 года с опережением графика на 18 месяцев было завершено создание Таможенного союза и отменены все таможенные тарифы, взимавшиеся ранее между государствами-членами, а также завершено формирование общей системы таможенных сборов на внешних границах ЕЭС.

В октябре 1970 года комиссия экспертов по финансовым и валютным вопросам, возглавляемая премьер-министром Люксембурга Пьером Вернером, представила план дальнейшей унификации экономической политики и создания валютного союза – так называемый “план Вернера”. В соответствии с ним в 1980 г. было запланировано создание полного экономического и валютного союза с единой валютой.

 

Российская политическая традиция и демократия

Летняков Д.Э.

(ИФ РАН)

Каждый раз, когда поднимается тема «Россия и демократия», «Россия и гражданское общество», можно видеть, что в нашей и тем более в зарубежной науке доминирует представление о русской политической традиции как исключительно авторитарной, патерналистской.

Но нам тезис о том, что демократический вектор развития является абсолютно неорганичным для русской культуры, для русского общества представляется как минимум неочевидным, поскольку в отечественной истории существует целый ряд явлений и фактов, которые плохо вписываются в концепцию извечного российского авторитаризма.

Вообще, на наш взгляд, фундаментальное различие политической истории России и Запада состоит не в отсутствии у нас гражданских тенденций и импульсов, характерных для Европы, а в том, что в России они систематически срывались и не получили своего завершения.

Скажем, самый ранний этап нашей истории, домонгольский, сформировал такую форму протогражданских механизмов взаимоотношения власти и общества, как вечевой строй, который возник на Руси благодаря высокому уровню урбанизации, существованию большого количества торговых городов, а также полицентризму – отсутствию единого централизованного государства. При этом важно подчеркнуть, что летописные источники указывают на существование вечевых институтов в большинстве городов Древней Руси. Можно привести хотя бы известный фрагмент из Лаврентьевской летописи, датируемый 1176 г.: «Новгородци бо изначала и Смоляне и Кыяне и Полочане и вся волости яко на думу на вече сходятся».

Принципы политического участия и общественной интеграции на Руси, которые воплощались в вечевых институтах, были весьма схожи с теми, что складывались в Западной Европе во время т.н. «коммунальных революций», поэтому можно сказать, что развитие древнерусских городов в общем и целом шло в общеевропейской логике. Но под влиянием ряда факторов, главными из которых было смещение международных торговых путей в Средиземноморье и татаро-монгольское нашествие, древнерусские волости прекращают свое существование, а вместе с ними приходит в упадок и вечевая традиция. 

Монгольское нашествие стало своеобразным водоразделом между Древней Русью и Русью Московской. При этом Московское государство неправильно было бы квалифицировать как некую форму восточного деспотизма. Конечно, объединение земель вокруг Москвы покончило со многими феодальными, городскими вольностями, усилило единовластие, но формирование централизованного государства в России проходило примерно в той же логике, что и в Европе – там тоже к концу XV в. складывается сильная королевская власть, которая постепенно объединяет, упорядочивает страну, подчиняет себе «вольные города» и т.д. При этом в Московии XV-XVI вв. существует довольно развитое местное самоуправление, в середине XVI в. зарождается сословно-представительная монархия в форме Земских соборов. Но особенно интересным для анализа представляется период Смутного времени.

В процессах, происходивших в России в Смутное время, можно явно увидеть наличие двух связанных между собой тенденций – «анархической» и «гражданской». «Анархическая» тенденция выражалась в непрерывных бунтах, восстаниях против центральной власти, в открытом неподчинении столице целых провинций. Однако погружение русского общества в состояние безвластия, полная деградация институтов государства и его фактический распад вызвали к жизни совсем другие тенденции – уже не разрушительные, а созидательные. И это была вторая, «гражданская» линия Смуты, проявившаяся в усилении чувства ответственности народа за судьбу своей страны, в широком подъеме национального и религиозного самосознания. Итогом этого стали мощные процессы общественной интеграции, сопровождавшиеся активизацией местного самоуправления, формированием выборных ополчений (в т.ч. двух крупнейших — Первого и Второго земского ополчения, в которые входили представители от десятков русских городов).

При этом деятельностью Первого ополчения руководил, например, «Совет всей земли» — орган, куда входили выборные от всех двадцати пяти русских городов, участвовавших в этом ополчении. Аналогичным образом во Втором ополчении Д. Пожарского и К. Минина действовал на регулярной основе Земский собор, на который были делегированы по два депутата от каждого города-участника ополчения. Этот собор заседал в освобожденной от поляков Москве вплоть до прибытия туда депутатов собора 1613 г., избравшего на царство Михаила Романова. И далее вплоть до 1622 г. Земские соборы заседают в столице без перерыва, решая самые разные вопросы государственного управления.

При этом соборы в первые годы после Смуты посылают из Москвы на места грамоты, которые по своему значению считаются равными царским грамотам, соборы имеют собственную печать и дают различные указания от своего имени. В свою очередь, все царские распоряжения обязательно подкрепляются ссылкой на решения собора.

Помимо этого существуют серьезные основания полагать, что при вступлении на престол Михаила Федоровича им был подписан квази-конституционный документ, который известен в историографии как «ограничительная запись». Сведения о ней содержатся в псковском сказании «О бедах, скорбях и напастях», написанном как раз в период Смуты; в книге Григория Котошихина.

Подобных фактов в русской истории довольно много. Можно было бы вспомнить о земском движении в пореформенной России, о событиях Первой русской революции – там тоже масса примеров интеграции общества «снизу» (например, советы или «крестьянские республики», подробно описанные Т. Шаниным в работе «Революция как момент истины»).

Поэтому главный вывод моего доклада состоит в следующем: проблема России заключается не в том, что русский народ по своему характеру, мировоззрению, культуре чужд ценностям свободы и демократии, органически не способен к самоорганизации. Исторически проблема России состояла в том, что у нас в силу ряда причин не удалось сформировать устойчивые организованные структуры гражданского общества.

Что же это за причины? Главная состоит, по-видимому, в том, что развитие гражданских тенденций в России было непоследовательным, неустойчивым. По сути, мы имеем ряд гражданских импульсов каждый из которых завершался срывом. Например, вечевая демократия исчезает вследствие изменения геополитической обстановки; «революция» Смутного времени заканчивается романовской Реставрацией, когда усилившаяся новая династия подавляет гражданские формы участия и закрепощает общество (последний Земский собор созывается в 1653 г.). А поскольку за институтами гражданского общества – за теми же Соборами – не было устойчивой традиции, это удалось сделать относительно безболезненно.

Были и другие факторы. Свою роль сыграла слабость правовой традиции в России – на Западе успехи горожан в «коммунальных революциях», привилегии парламентов неизменно закреплялись юридически, что делало их прочнее, позволяло отстаивать их в дальнейшем с большим успехом. У нас же вече и Земские соборы не имели законодательно очерченной компетенции, они опирались или на традицию, или действовали просто в силу сложившихся обстоятельств, что было, безусловно, их слабым местом.

Можно выделить и так называемое «догоняющее развитие», в логике которого наша страна развивалась на протяжении, по крайней мере, трех последних столетий. Этот тип исторического развития состоял в том, что перед страной периодически возникала необходимость проделать за три-четыре десятилетия путь, который западные страны проходили за столетия, что сформировало специфическую роль государства как главного субъекта общественных изменений и, несомненно, оказало влияние на слабость гражданского общества, породила такое явление как патернализм.

Проблема выработки новой

национально-государственной модели Союза ССР.

По материалам новоогарёвских совещаний (апрель-июль 1991 года)

А.В. Лукашин

(РГАСПИ)

К концу 1980-х гг. СССР вступает в полосу кризиса союзной государственности, который, постепенно углубляясь, достигает своего дна в 1991 году. Основными проявлениями данного кризиса являлись: усиление националистических идей в прибалтийских республиках; нагорно-карабахский конфликт и другие столкновения на этнической почве; нарастание центробежных тенденций в РСФСР и других союзных, а затем и в автономных республиках; неэффективность старых методов разрешения межнациональных конфликтов в новых условиях и неадекватная оценка ситуации партийными и государственными лидерами.

Глубинные причины данных противоречий были заложены в характере национально-государственного устройства Советского Союза, который формально считался федерацией, но фактически на протяжении всего периода своего существования оставался унитарным государством, управление в котором базировалось на принципах «демократического централизма». Союзные республики, сформировавшие единое федеративное многонациональное государство имели право выхода из состава СССР, что было закреплено Договором об образовании СССР 1922 года (ст. 26) и подтверждено в Конституции СССР 1977 года (ст. 72), однако механизм этого выхода в официальных документах прописан не был, а, следовательно, это право являлось, по сути, формальностью.

Нарастание национального сепаратизма, проходившее на фоне тяжёлого экономического и политического кризиса, поставило союзное руководство перед необходимостью проведения радикального реформирования национально-государственного устройства СССР. Суть этой реформы заключалась в преобразовании «бюрократического унитарного Союза» в реальную демократическую федерацию на основе нового Союзного договора.

Первые шаги в этом направлении были сделаны на IV Съезде народных депутатов СССР (17-27 декабря 1990 года), по итогам которого была принята концепция нового Союзного договора, гласившая о необходимости преобразования унитарного Союза в демократическое федеративное государство – союз суверенных республик. После проведения Всесоюзного референдума 17 марта 1991 года, официально закрепившего стремление советских граждан сохранить СССР в рамках обновлённой федерации, работа над новым Союзным договором переходит в предметную плоскость.

23 апреля 1991 года в Ново-Огарёво состоялась встреча Президента СССР М.С. Горбачёва с руководителями девяти союзных и всех автономных республик, участвовавших в референдуме. Участники совещания признали, что «первоочередной задачей для преодоления кризиса является заключение нового Договора суверенных государств с учетом итогов проведенного всесоюзного референдума». Дальнейшая работа над проектом Союзного договора перешла в ведение Подготовительного комитета (ПК) в составе полномочных делегаций союзных и автономных республик во главе с их высшими государственными должностными лицами и при участии Президента СССР, Председателя Верховного Совета СССР и Председателя Совета Национальностей Верховного Совета СССР.

24 мая, 3 и 17 июня 1991 года в Ново-Огарёво состоялось три заседания ПК, на которых развернулись жаркие споры относительно будущего национально-государственного устройства Союза. Основная полемика шла вокруг распределения властных полномочий между союзным центром и национальными республиками. Республиканские лидеры, опираясь на принятые ими Декларации о суверенитете, диктовали свою волю Горбачёву, вынуждая последнего идти на значительные уступки. Сам Горбачёв, руководствуясь лозунгом «сильный центр – сильные республики», во время переговоров старался играть роль «беспристрастного арбитра», то, присоединяясь к доводам союзного Парламента и итогам референдума, то, идя навстречу республикам. Несмотря на то, что разработчики Союзного Договора в один голос высказывались за сохранение Союза и строительство обновлённой федерации, принятые ими решения позволяют усомниться в искренности данных намерений.

В проекте Договора о Союзе Суверенных Государств (ССГ), опубликованном в печати 27 июня 1991 года, не были в полной мере отражены федеративные принципы построения обновлённого Союза. В нём не было упоминаний о едином экономическом пространстве, единой банковской системе, не говорилось о сохранении союзной собственности, не были чётко прописаны механизмы финансирования союзного бюджета. Это были принципиальные вопросы, так как именно единая система народного хозяйства являлась главной опорой союзной федерации. Верховный Совет СССР поддержал «в основном» проект Договора о ССГ, но при этом указал на необходимость его существенной доработки.

23 июля 1991 года в Ново-Огарёво состоялось последнее расширенное совещание руководителей Союза и национальных республик, посвящённое окончательной доработке проекта Договора о ССГ. Ключевыми вопросами были следующие: о субъектах Союза, союзной собственности, бюджете и налогах. В итоге ни по одному из этих вопросов участникам совещания не удалось добиться полного согласия, что повлияло на подготовленный проект Союзного договора.  Несмотря на то, что в Договоре прописывалось создание федерации суверенных республик, большинство его положений чётко говорили о конфедеративном  устройстве будущего Союза. Суверенные республики, входящие в Союз на добровольной основе,  обладали многими признаками независимых государств (национально-государственный суверенитет, республиканская собственность, собственные Конституции). В то же время позиции союзного центра были серьёзно ослаблены. Союз Советских Суверенных Республик провозглашался федеративным суверенным государством, но из контекста Договора следовало, что «суверенитет республик первичен», а фактические полномочия союзных органов были сведены к координации внутри- и внешнеполитической деятельности союзных и автономных республик. По верному замечанию С.В. Чешко, в данном Договоре было выражено желание республик быть «абсолютно бесконтрольными со стороны центра», который они сохраняли с целью его эксплуатации в собственных интересах.

По мнению независимых экспертов-правоведов из Академии Наук СССР, данный проект Договора создавал даже не конфедерацию, а клуб государств, так как в нём были заложены все основы для завтрашних валют, армий, таможен и др#. Таким образом, Договор о ССГ, ставший главным результатом новоогарёвского процесса, закреплял прекращение СССР как единого государства. Фактически в этом документе были легализованы отношения между бывшими союзными республиками, закреплённые в декабре 1991 года в Беловежских соглашениях.

Подводя итоги, следует сказать, что процесс разработки нового Союзного договора проходил с большими трудностями, что было обусловлено, как объективными факторами – глубинными структурно-функциональными противоречиями, заложенными в советской системе, так и субъективными – борьбой за властные полномочия между союзным центром и национальными республиками. Союзным и республиканским лидерам было крайне тяжело, а подчас невозможно прийти к общему знаменателю по причине того, что они преследовали совершенно разные цели. Если союзное руководство во главе с М.С. Горбачёвым старалось сохранить Союз в рамках нового административного устройства (сначала – федерации, затем – конфедерации), то лидеры союзных республик, в авангарде которых шла Россия во главе с Б.Н. Ельциным, стремились получить как можно большее число властных полномочий и отделиться от союзного центра.

Таким образом, непоследовательность действий союзного руководства вкупе с республиканским сепаратизмом помешали реализовать идею Союзного договора и не позволили создать принципиально новую модель национально-государственного устройства Союза ССР, что в конечном итоге явилось одной из причин распада многонационального союзного государства.   

 

Теория «общественного идеала» в творчестве

П.И. Новгородцева: исторический и социокультурный аспекты

Е.Л. Лукиенко

(МГУ)

 

Павел Иванович Новгородцев (1866-1924) – выдающийся русский философ, правовед и социолог, один из ведущих представителей «нового либерализма», а также глава школы естественного права в России.  Значительное место в творчестве П.И. Новгородцева отведено исследованию проблемы общественного идеала.

Исследование теории «общественного идеала» П.И. Новгородцева в настоящее время сохраняет свою актуальность. В данной теории мыслитель проводил глубокий анализ таких значимых для современной политической практики вопросов, как: проблемы становления правового государства и развития гражданского общества, возможности и риски демократии, соотношение личности и государства,  право на «достойное человеческое существование» и др.

Для формирования целостного представления о теории «общественного идеала» большое значение представляет определение основных исторических и социокультурных предпосылок ее развития.

Теория «общественно идеала» во многом испытала воздействие новых тенденций в науке и культуре в начале ХХ в., среди которых в первую очередь необходимо отметить:

1.Развитие «нового» (социального) либерализма в западной политической мысли и практике (см., например, труды Дж. А. Хобсона, Т. Грина, Г. Самуэля, Л.Т, Хобхауса и др.). Данное направление расширяло теоретические основы, соединяя традиционные установки либерализма с отдельными положениями программы социал-демократов и лейбористов. В «новом» либерализме оформилось стремление обосновать государственное регулирование экономики и социальной жизни. П.И. Новгородцев проявлял пристальное внимание к разработкам западных теоретиков либерализма (см. «Введение в философию права. Кризис современного правосознания»). Мыслитель актуализировал ключевые идеи социального либерализма, предпринял попытку адаптировать их к российской действительности, а также дополнил их этическими и нравственными ценностями.

2.Широкое распространение идеализма в отечественной философии и политической мысли. П.И. Новгородцев стал редактором сборника «Проблемы идеализма» (1902 г.), явившегося своеобразным манифестом идеалистического направления российской мысли, объединившего выдающихся представителей философской и социально-политической мысли: П.Б. Струве, С.Н. Булгакова, Е.Н. Трубецкого и др.  Теория «общественного идеала» Новгородцева развивалась в рамках идеалистического подхода, мыслитель высказал положение о необходимости признания абсолютных начал социального развития. Новгородцев характеризовал общественный идеал (где будет достигнута абсолютная гармония между личностью и обществом) как трансцендентный. Общественный идеал рассматривался как вечная и непреходящая ценность, связанная с универсальными принципами организации общественной жизни. Трансцендентность и телеологичность идеала, по Новгородцеву, призваны задавать перспективу и ориентиры социокультурного и политического развития. Примечательно, что мыслитель предостерегал от абсолютизации таких социальных и политических феноменов, как: демократия, парламентаризм, социализм и др. По его мнению, это временные формы реализации общественного порядка, связанные с историческими реалиями.

3.Религиозный ренессанс, который, по мнению ряда исследователей, пришелся в отечественной философии на начало ХХ в. С данным направлением отчасти связано внимание Новгородцева к этико-правовым проблемам, вопросам морали в политике и социальной жизни, также оно повлияло на эволюцию философской позиции мыслителя в поздний период жизни.

Творчество П.И. Новгородцева было непосредственно связано с его социально-политической деятельностью. По словам П.Б. Струве, П.И. Новгородцев как ученый-философ «вырастал в соприкосновении с жизнью»,  «расширение духовных интересов и научных заданий стояло у Павла Ивановича в теснейшей связи с его практическим деланием»#.

П.И. Новгородцев успешно сочетал преподавательскую и научную деятельность с активным участием в общественно-политической жизни.  С 1904 г. он участвовал в работе «Союза Освобождения». С 1905 – стал  одним из учредителей конституционно-демократической партии, партии народной свободы, а затем постоянным членом ее центрального комитета.

Важным этапом в биографии Новгородцева явилось его участие в работе первой Государственной Думы (в 1906 году он был избран депутатом от Екатеринославской губернии). Законодательная деятельность ученого была продолжением его теоретических положений, в качестве ее основной цели можно выделить защиту естественных прав личности.

В теории «общественного идеала» личность представлена в качестве нравственной основы общества и цели социального развития.  В дихотомии «личность-общество», по мнению Новгородцева, первая играет ведущую роль. Как полагал ученый, общество представляет собой союз лиц и не имеет другого значения, кроме того, которое оно получает от принципа личности. Поэтому, он утверждал, что, отнимая нравственную ценность у отдельной личности, мы, тем самым, отнимаем ее у всего общества. Путем к общественному развитию Новгородцев считал нравственное совершенствование каждой личности. Мыслитель придавал важнейшее значение созданию политико-правовых, культурных и социально-экономических предпосылок духовно-нравственному совершенствованию человека. Единственным истинным общественным идеалом, как полагал Новгородцев, может быть лишь идеал бесконечного развития личности.

В данной связи, примечательно участие П.И. Новгородцева в запросах правительству, касавшихся прав человека. Так, П.И. Новгородцев внес от кадетской партии предложение по обсуждению вопроса о неприкосновенности личности. Он предоставил на рассмотрение законодателей законопроект «Об обеспечении действительной неприкосновенности личности». По словам ученого, проект был направлен на защиту индивида от административного произвола и таким образом способствовал реализации «священного и естественного» права личности. Стоит отметить также участие П.И. Новгородцева в заявлении «Основные положения законов о гражданском равенстве», что было непосредственно связано с созданием законов об основных правах человека и свидетельствует о стремлении мыслителя реализовать «принцип личности» в политическом управлении.

Можно заключить, что формирование теории «общественно идеала»  непосредственно связано не только с новыми политическими и социокультурными трендами (развитие социального либерализма западной политической мысли, широкое распространение идеализма в отечественной философии и политической мысли, религиозный ренессанс), но и политической практикой П.И. Новгородцева, а также духовной эволюцией мыслителя (усиление религиозных аспектов в поздний период творчества).

МГУ имени М.В.Ломоносова

в годы Великой отечественной войны:

проблемы функционирования и факторы развития 

А.М. Меркулова

(МГУ)

 

В текущем году исполняется семьдесят лет с момента начала Великой отечественной войны. Для современной России – это один из способов вспомнить и осознать величие и силу собственного многонационального народа и отдать дань тем людям, который в тяжелые годы войны отстояли право народов СССР на существование. Анализ опыта одного из самых кризисных периодов для страны не утрачивает своего научного значения до сих пор в силу появления новых фактов, которые позволяют с другой стороны взглянуть на события, происходившие в то значимое и тяжелое для нашего отечества время. Исследование работы Московского университета в годы войны в данном случае не является исключением.

Несмотря на то, что 1941-1945 гг. не стали для Московского университета периодом упадка, университет понес значительные материальные и людские потери. В зависимости от особенностей функционирования МГУ в его истории периода войны можно выделить три проблемно-хронологических периода.

1.Подготовка к эвакуации (июнь-октябрь1941г.). С момента оглашения ректором А.С. Бутягиным 23 июня 1941 г. Приказа № 190 об организации работы МГУ в условиях войны#, ключевой целью университета стала переориентация его учебной и научно-исследовательской деятельности в соответствии с требованиями военного времени. Этот период характеризуется колоссальными потерями кадрового состава и приостановлением учебной работы. Около двух тысяч сотрудников и студентов МГУ были мобилизованы. Те, кто не попал под призыв, зачастую самостоятельно уходили добровольцами на фронт или заполняли истребительные батальоны. К концу 1941 г. в МГУ насчитывалось не более 250 преподавателей и 1200 студентов. Несмотря на то, что в июле 1941 г. вышел приказ ВКВШ#, содержащий положение о новых сроках и порядке выпуска специалистов, предусматривающий непрерывный учебный процесс, в университете занятия фактически не возобновлялись, так как оставшиеся студенты, непригодные к военной службе, работали на строительстве оборонительных рубежей#. Научная работа в МГУ также претерпевает изменения. Совет университета законсервировал около 30% тем плана научно-исследовательских работ, как недостаточно актуальных в условиях войны, и включил ряд новых, имеющих важное оборонное значение.

2.Эвакуация (октябрь 1941- январь 1943 гг.). Это был наиболее тяжелый этап в военной истории МГУ. Связано это было со следующими моментами. Во-первых, кризис системы управления. С октября 1941 г по январь 1943 г. в МГУ фактически отсутствовало единоначалие, так как ректор МГУ А.С. Бутягин был «отстранен от исполнения должностных обязанностей…за самовольный отъезд из Москвы». В данный период университет управлялся коллегиально, лицами, имевшими статус «и.о. ректора» или «проректора» МГУ. Согласно архивным документам властные полномочия в этот период были поделены между деканом географического факультета Б.П. Орловым,  деканом биологического факультета С.Д. Юдинцевым и проректорами В.И. Спицыным, М.М. Филатовым и И.С. Галкиным. Во-вторых, территориальная раздробленность университета, в результате чего формируются его московская и ашхабадская части. Дробление университета привело к внутренним противоречиям в ректорате, затруднявшим создание единой стратегии управления. Третьим аспектом, затруднившим работу Московского университета в 1941-1942 гг., стало повреждение или утрата материальной базы для проведения научно-исследовательских работ. В-четвертых, сохранялись значительные потери в кадровом составе.

3.Реэвакуация и восстановление университета (январь 1943- май1945 гг.). В это время наблюдается процесс стабилизации функционирования МГУ. В январе 1943 г. в своих правах был восстановлен ректор А.С. Бутягин. По итогам заседания Ученого Совета МГУ в феврале 1943 г. основными задачами, которые требовали первостепенного решения, были кадры, структура университета и восстановление и развитие материальной базы. Помимо внутренних потребностей, университету необходимо было как можно скорее восстановить учебно-научную деятельность с учетом нужд военно-промышленного комплекса. К реализации намеченных планов руководство МГУ приступило в апреле того же года, после решения Правительства страны о реэвакуации учебного заведения в Москву.

Как видно из вышеприведенных данных, объем проблем, с которыми Московскому университету пришлось столкнуться в годы войны, весьма значителен. В тоже время, задача поддержания элементарной жизнеспособности университета и его коллектива превалировала только в первые годы войны. Начиная с момента возвращения в Москву, стратегическая цель руководства МГУ изменяется в сторону развития и дальнейшего роста учебного заведения. Однако, несмотря на смену основополагающих ориентиров функционирования учебного заведения, факторы, при помощи которых удалось достичь желаемых целей, остаются неизменными на протяжении всего периода исследования.

Во-первых, грамотная антикризисная политика ректората МГУ базировавшаяся на трех основных принципах: постоянное взаимодействие с руководством страны, поддержание «обратной связи» с преподавателями университета и привлечение новых кадров, построение учебно-научной работы в соответствие с первостепенными требованиями государства.

Например, согласно документам личного архива ректора МГУ И.С. Галкина (1943-1947 гг.), за годы войны он неоднократно встречался с членами советского Правительства В.М. Молотовым, А.А. Ждановым, Г.М. Маленковым, Н.М. Шверником и К.Е. Ворошиловым для урегулирования различных вопросов, касающихся работы МГУ.

Грамотная кадровая политика руководства МГУ позволила в первые годы войны сохранить немногочисленный научно-педагогический коллектив, а после 1943 г. увеличить его численность и превысить довоенные показатели в два раза за счет активной работа по привлечению талантливых педагогов и ученых из числа наиболее «перспективных» студентов и аспирантов университета.

Модификация образовательных программ и программ научно-исследовательских работ, расширение научных фондов, проведенная после 1943 г. предоставили МГУ доступ к фактически неограниченным финансовым ресурсам. В тоже время, обратной стороной успешной учебно-научной деятельности, была государственная политика изъятия из состава университета структурных компонентов, добившихся лучших результатов в своей области. Например, 13 ноября 1944 г. факультет международных отношений МГУ был преобразован в Институт международных отношений (будущий МГИМО). Соответственно в новообразованный институт были переведены все студенты совместно с профессорско-преподавательским составом и административно-хозяйственным персоналом.

Во-вторых, преданность научно-преподавательского коллектива университета своей работе. Особенно хорошо это прослеживается в период эвакуации МГУ, когда в условиях отсутствия финансирования и полноценного оборудования, количество научных проектов постоянно увеличивалось. В 1942 г. около 300 профессоров, доцентов и научных работников МГУ, находящихся в эвакуации, работали над 291 исследованиями, 37 из которых проводились по засекреченным темам оборонного характера.

В-третьих, государственная поддержка Московского университета. Наибольший масштаб она приобретает после завершения реэвакуации университета. До окончания войны ВКВШ СНК СССР были приняты проекты восстановления Московского университета, наиболее значимым из которых стало Постановление СНК СССР № 635 «О мерах по укреплению Московского ордена Ленина государственного университета имени М.В. Ломоносова» ^#. По данному документу к концу 1944 г. были восстановлены все здания и сооружения университета, проведен капитальный ремонт жилых корпусов, начато строительства жилого дома для преподавателей и передано общежитие для студентов и аспирантов на ул. Стромынка. Кроме того, в рамках Постановления была утверждена премия им. М.В. Ломоносова за выдающиеся открытия в науке.

Следующим этапом укрепления университета было Постановление СНК СССР № 3119 от 18 декабря 1945 г. «О мерах помощи Московскому государственному университету имени М.В. Ломоносова»#, которое кроме общего увеличения финансирования предусматривало закупку в 1946 г. для МГУ большой объем отечественной и зарубежной литературы. В рамках данного документа, было организовано издание ежемесячного научного журнала «Вестник Московского университета».

В целом университет за годы войны превысил свои довоенные показатели. Преобразования, проведенные в МГУ можно оценивать по-разному. Однако нельзя не учитывать тот факт, что, несмотря на трудные условия существования, университет нашел внутренний резерв для конструктивного развития. Многие ключевые исторические перемены в жизни Московского университета произойдут несколько позже окончания Великой отечественной войны, но колоссальная работа по сохранению и его развитию, проведенная в этот период станет фундаментом для создания нового Московского университета на Ленинских горах, впоследствии лучшего университета СССР.

 

Историографический и источниковедческий аспекты изучения феномена российской панк-культуры рубежа XX-XXI вв.

Миронов А. С.

(РГАСПИ)

Современная гуманитаристика находится в ситуации полиметодологизма. При этом научный социум, в котором она функционирует, проходит стадию осмысления новой ситуации в науке. Смена методологических парадигм, развитие новых направлений в системе научных исследований приводит к тому, что многие исследователи видят перед собой задачу самоидентификации в пространстве науки, поиска места своих трудов в ряду подобных исследований, в определении методологии проводимых изысканий. Научные труды, связанные с изучением современной истории (под современной историей мы понимаем период II половины XX – начало XXI в.), требуют разработки и развития новых методов исследования, построения новой системы изучения исторически сложившихся комплексов источников, исторических реалий. Учёный, занимающийся подобной работой, должен стараться объективно оценивать возможности современной науки и чётко определять источниковую базу своего исследования. Кроме того, необходимо представлять, какое значение может иметь труд, созданный в результате научной работы, в более широкой проблематике исследований.

Существуют такие области исследовательского интереса учёных, которые на протяжении многих лет не теряют своей актуальности и рассматриваются как наиболее перспективные для изучения. Наша тема – не исключение. История развития панк-движения насчитывает уже свыше пяти десятилетий. Несмотря на то, что культура панка не является массовой и не столь популярна, как, скажем, культура эпохи диско, интерес к ней в данный момент очень велик. Проблемы феномена панк-культуры рассматривают как историки, так и социологи, психологи, культурологи. Исследователи пытаются анализировать этот феномен, изучая его особенности и эволюцию. Среди наиболее востребованных тем: панк как музыкальное направление, панк как образ жизни, панк как мода, панк как философия, панк как способ протеста и многое другое. Однако в связи с закрытостью данного андеграундного культурного и социального сообщества изучение его затрудняется. Источники, порожденные панк-движением, или косвенно связанные с ним, зачастую недоступны для всеобщего пользования и хранятся в разрозненном виде, не поступая в архивы и библиотеки. Лишь в Москве, Санкт-Петербурге и Минске созданы центры хранения подобных источников. Это московская Библиотека им. Сержа# и инфоцентр# при ней, сектор фонда нетрадиционной печати Государственной публичной исторической библиотеки России, а также сайт diy-zine.com#, на котором можно найти почти все русскоязычные фэнзины начиная с 90-ых годов. Таким образом, чаще всего единственным средством ознакомления с документами и литературой является сеть Интернет.

На сегодняшний день существует масса научной литературы, публицистических, энциклопедических изданий и других информационных ресурсов, которые рассматривают проблемы становления и развития панк-движения, панк-культуры. В основном это труды американских, британских и российских исследователей. При этом зарубежная историография значительным образом отличается от российской своей фундированностью и более глубоким проникновением в суть рассматриваемых проблем. Это объясняется тем, что именно США и Великобритания стали эпицентрами зарождения панк-культуры, именно из этих стран произрастают корни панка.

Российские авторы рассматривают отдельно взятые аспекты изучения феномена панк-, рок-культуры по отдельно взятым темам :истоки и условия зарождения, идейные основания, проблемы взаимоотношений с обществом, основные черты и особенности субкультуры и пр.

Зарубежные исследователи создают фундаментальные труды, в которых изучают интересующую их проблему комплексно, затрагивая различные аспекты развития панка на протяжении всего его существования в едином контексте#.

Помимо научных исследований различных направлений существует масса информационных ресурсов вспомогательного, просветительского характера. Среди них различные энциклопедии (рок-, панк-энциклопедии) включающие сведения о различных музыкальных коллективах отечественного и зарубежного происхождения, справочные издания интернет-сайты, форумы и блоги, содержащие необходимую информацию о зарождении и развитии субкультур, как за рубежом, так и в России, о судьбе панк-движения, панк-культуры и пр. Исследователю доступны многочисленные статьи, рецензии, отзывы, интервью, опубликованные в периодических изданиях в сети Интернет. Эти материалы чаще всего не являются профессиональными научными трудами, имеют характер информационно-справочных изданий, но обязательно должны быть включены в историографию рассматриваемой темы, так как позволяют определить более чёткий круг проблем, которые могут возникнуть перед исследователем, дают возможность расширить информационную базу работы.

Современное гуманитарное знание в России уделяет пристальное внимание проблемам изучения различных феноменов развития общества, одним из ярчайших примеров которых является панк-движение. Учёные проявляют огромный интерес к этому специфическому, до сих пор подробно не изученному культурному феномену. Распространение панка способствовало развитию новых тенденций в общественной, социальной сферах жизни общества. Став новым способом выражения идей, взглядов и потребностей определённых слоёв общества, панк породил новые культурные течения в музыке, кино, изобразительном искусстве и даже в одежде (моде), изменяя менталитет общества. Это в свою очередь привело к небывалому росту интереса к этой новой, загадочной и порой шокирующей культуре со стороны журналистов и учёных-гуманитариев. 

Изучение истории панк-движения – сложный, многоэтапный процесс, требующий разработки специальных методов исследования исторических источников по данной проблеме, особой модели работы с ними. Многие источники, благодаря развитию компьютерных, информационных технологий, становятся более доступными для учёных. Однако большая их часть на сегодняшний день остаётся не изученной, особенно это касается таких специфических (характерных, в основном, для панк-культуры) источников как фэн-зины.

Историография панк-движения как феномена развития мирового общества второй половины XX – начала XXI в. является одним из перспективных направлений научно-исследовательской деятельности и в последнее десятилетие становится популярным среди ученых-гуманитариев, что позволяет судить об актуальности проблемы и ее месте в исторической науке.

Образ Испании периода Гражданской войны:

по материалам российских архивов

Т.А. Мухаматулин

(ИРИ РАН)

 

Гражданская война в Испании – крупнейший военный конфликт межвоенной Европы – была, по выражению Ш. Фитцпатрик, «важнейшим внешнеполитическим событием десятилетия» для советского общества. Нет никаких сомнений, что события, происходившие в этой стране, проецировались на советскую действительность высшим советским руководством.

Проблема в том, что, несмотря на кажущуюся исследованность проблем советско-испанских отношений, работы по этому вопросу, как правило, освещают либо военный аспект сотрудничества, либо затрагивают восприятие испанских событий в СССР с точки зрения «международной пролетарской солидарности». Сам процесс формирования нового образа этой страны и его восприятие в массовом сознании остаются практически неисследованными.

Такое исследование, как кажется, может опираться на несколько групп источников. Сразу оговоримся – речь в данном сообщении пойдет только о материалах из российских архивов. В первую очередь, это выводит из сферы нашего рассмотрения прессу – журнальные и газетные статьи, опубликованные в эти годы. Говоря о формировании образа Испании, следует отметить важный фактор – участие государственных, партийных органов (конечно, далеко не всегда явное) в конструировании массовых представлений об этой стране и Гражданской войне в ней.

Документы «партийного влияния» частично сохранились в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ). Речь идет о решениях Политбюро ЦК, касавшихся отправки советских деятелей культуры в Испанию, а также о материалах, подготовленных к этому решению. К сожалению, материалы Отдела агитации и пропаганды ЦК в период с 1936 по 1938 гг. не сохранились, хотя нет сомнений, что там можно было бы найти установочные документы, касавшиеся проведения мощной агитационно-пропагандистской кампании «солидарности».   

В этом контексте вызывают интерес и отложившиеся в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) «биографические сведения об испанских и латиноамериканских писателях». По форме и лексике (о писателях утверждается, что некоторые из них «ненадежны» или «подозрительны», а также приводятся многочисленные компрометирующие их факты биографии) они весьма похожи на материалы для спецслужб.

Стоит отметить, что, говоря о механизме формирования массовых представлений, мы будем говорить о документах, которые относятся к деятельности т.н. «творческой интеллигенции». Дело в том, что именно эта прослойка советского общества выступала, в силу данных ей привилегий, не только транслятором партийно-государственных установок, но и транслятором собственных представлений об Испании (посредством той же прессы).

Сведения об этом процессе отражены, в первую очередь, в документах Союза советских писателей и других творческих организаций. Здесь, однако, следует согласиться с тезисом Л.В. Максименкова о том, что Союз советских писателей по своей внутренней организации сильно отличался в лучшую сторону от остальных подобных структур, «являясь настоящей партией партийных и беспартийных большевиков».

В фонде ССП отложилось сразу несколько групп документов, представляющих для нас интерес: во-первых, это переписка между советскими и испанскими писателями. Конечно, часть вопросов в этой переписке касалось материально-бытовых вопросов, но там обсуждались и вполне отвлеченные вопросы.

Во-вторых, это отчеты о различных мероприятиях с участием испанцев, или посвященных испанским событиям. К таковым можно отнести документы о посещении испанским писателем Пля-и-Бельтраном 75-летнего юбилея Шота Руставели в Тбилиси, отчет группы советских писателей о посещении Испании в период проведения там Второго международного конгресса писателей летом 1937 г.

В-третьих, это материалы, посвященные проведению тех или иных культурных мероприятий, связанных с Испанией, в Советском Союзе. К сожалению, эти материалы, относящиеся к деятельности Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС), собранные в Государственном архиве России, отличаются  неполнотой и  отрывочностью. Особенный интерес среди них вызывают отчеты о посещениях СССР испанскими учеными и деятелями культуры, «Дневники приема иностранцев», сведения о книгообмене и получении разнообразно культурной продукции из Испании (журналов, брошюр, плакатов).

Особый интерес вызывают документы, связанные с посещением Советского Союза рабочими делегациями из Испании. Отчеты об их пребывании в СССР сохранились в РГАСПИ, в собрании документов Коминтерна.   

Говоря же о восприятии испанских событий в массовом сознании, мы должны опираться на другой комплекс источников.

С одной стороны, интерес вызывают документы личного происхождения – в первую очередь, дневники. Однако таких записей сохранилось, по понятным причинам, крайне мало. Существуют лишь отрывочные записи в дневниках писателей А.Ф. Гладкова, А. Афиногенова и др., отложившихся в РГАЛИ. Тем не менее, в силу самоцензуры, записи в них зачастую носят формальный характер.

Неофициальная переписка советских людей с испанцами, в силу затрудненности коммуникации, также была возможна только с прямой санкции соответствующих органов. Поэтому отложившаяся в РГАСПИ переписка советских комсомольцев с испанскими не может полностью отражать картину мнений о событиях.

Поэтому для исследователя куда больший интерес представляют многочисленные «сводки о настроениях», которые составлялись органами НКВД для высших органов власти, в которых фиксировались как положительные, так и отрицательные отклики на те или иные события. Часто адресатами таких «сводок» становились высшие руководители страны, особенно занимавшиеся пропагандой (например, В. Молотов, А. Жданов, А. Щербаков)#. Соответственно, они отложились в соответствующих личных фондах этих деятелей, находящихся в РГАСПИ.

Особое внимание следует уделить документам Наркомата обороны, размещенным в Российском государственном военном архиве (РГВА).

Так, документы, связанные с настроениями рядового и командного состава, сосредоточены в фонде Политуправления РККА. Особенный интерес представляет также коллекция документов и материалов о Гражданской войне в Испании, сгруппированный в отдельный фонд.

Подводя итоги, следует отметить, что источниковая база потенциального исследования по формированию образа Испании в советском обществе второй половине 1930х годов и его восприятию в массовом сознании велика и разнообразна по содержанию. Однако многие аспекты (в частности, касающиеся партийно-государственного влияния на создание образа Испании) оказываются малоизученны из-за отсутствия необходимых документов. Кроме того, во многих сюжетах исследователю приходится сталкиваться с разрозненностью дел, отсутствием важнейших документов (в том числе и тех, на которые есть ссылки в рамках одного дела).

Охрана памятников с Литовской Республике.

Из опыта интернет-публикации по истории реконструкции Дворца Великих князей Литовских как объекта культурного наследия

Злата Николаева

(РГГУ)

 

1. Археография исторических источников в сети интернет является во многом новым и пока еще не до конца не проработанным видом публикации источников. С одной стороны, развитие информационных технологий, повсеместное распространение доступа к интернету, относительная доступность и разнообразие устройств для выхода в интернет стремительно приводит нас к тому, что многие традиционные процессы «перетекают» в виртуальное пространство, а привычные носители информации заменяются электронными. С другой стороны, процесс перехода к новым формам коммуникации и публикации происходит, если не стихийно и хаотично, то зачастую не подкрепляется никакими теоретическими наработками, не подчиняются никаким правилам.

2. Практика опережает теорию, а конкретные действия – их обоснования. Очевидно, что интернет – чрезвычайно удобная платформа для публикации самых разных документов. Во-первых, опубликовать цифровую копию/фотографию какого-либо документа можно, практически не вкладывая никаких материальных средств. Во-вторых, интернет значительно упрощает процесс публикации: им могут, в зависимости от объема поставленных задач, заниматься как несколько человек, так и один специалист, который является одновременно и автором сборника документов, и его издателем. В-третьих, возможности интернета в области распространения информации почти безграничны, в отличие от тиража бумажных изданий.

3. Однако все вышеперечисленные преимущества тускнеют на фоне того, что археографы еще не выработали четких инструкций и правил работы с археографическими публикациями в Сети – иными словами, теоретическое осмысление возможностей интернета в этой сфере сильно отстает от практики.  В отечественной археографии можно выделить имена всего нескольких ученых, занимающихся этими вопросами: Е.В. Боброва, Л.И. Бородкин, Е.В. Злобин, В. Ю. Афиани, Л.П. Афанасьева.

Существует ряд проблем, которые специалистам еще только предстоит решить: вопрос закрепления за цифровой копией источника (будь то изображение, видео, скан документа и т.д.) его подлинности, определения подлинности документов, методы публикации и комментариев, доступ к информации и т.д. Скорее всего, формы традиционных археографических  публикаций на нетрадиционных (пока еще) носителях видоизменятся, но пока это делается в форме эксперимента и не системно.

4. Примером такого эксперимента является интернет-публикация сборника документов по истории по истории и реконструкции Дворца великих князей литовских в Вильнюсе. Актуальность темы связана, прежде всего, со  значимостью для истории и культуры Литовской республики этого архитектурного памятника, который был фактически отстроен заново в течение последних 10 лет (до этого, с конца 80-х годов XX в., на территории замка проводились многочисленные археологические раскопки).

5. Охрана памятников, под которой мы понимаем комплекс мер и мероприятий, направленных на защиту объектов культурного и исторического наследия, началась в Литовской республике с образования в 1855 году Вильнюсской временной археологической комиссии и создания членами этой комиссии Музея Древностей 11 мая того же года#.В последующие десятилетия были собраны и опубликованы важные документы по истории Литвы: карты Вильнюса, Гродно, Каунаса, карты археологических ценностей литовских губерний. В начале XX века местные историки, культурологи, археологи и другие представители научной и творческой интеллигенции заинтересовались проблемой защиты памятников архитектуры. Этот интерес, спустя несколько лет, органично и логично перерос в конкретные действия: в период с 1902 по 1912 гг. был отреставрирован собор Святой Оны в Вильнюсе, собор Святого Архангела Михаила, законсервированы башни замка в Троках (Тракай). Системная охрана памятников ведет отсчет с 1919 года, когда правительство уже независимой на тот момент Литвы принимает закон об учреждении республиканской археографической комиссии (подчинялась Министерству культуры). В 1936 году обязанность заниматься охраной памятников культуры страны была передана Музею культуры имени Витовта Великого (Vytauto Didžiojo kultūros muziejus), занимавшемуся, в частности, регистрацией археологических и архитектурных памятников. 

В 1940 году, после того, как Литва вошла в состав СССР, Народное правительство приняло закон о сохранении памятников истории и культуры на национализированной территории#. При наркомате Просвещения была учреждена комиссия по охране памятников, которая провела инвентаризацию ценностей во многих литовских учреждениях культуры и архивах, частных домах и усадьбах, и смогла добиться, как минимум, одного позитивного результата – уменьшения количества вывезенных за границу (в данном случае речь идет, конечно, не об архитектурных памятниках) или уничтоженных в ходе военных действий объектов культурного наследия страны#. С другой стороны, многие памятники культуры в годы войны и первых лет «оккупации» Литвы были уничтожены, в том числе, в ходе действий по их национализации (Р. Самавичюс отмечает, что особенно активно эти процессы происходили в 1944 г.). После войны вопросами охраны памятников в Литве занимались Комитет учреждений культуры и образования и Управление делами искусства (Meno reikalu komitetas), с 1957 года – управление по вопросам архитектуры (architektūros reikalų valdyba) и комитет по охране архитектурных памятников. В 1967 году принимается закон об охране памятников культуры ЛССР, в этом же году фактически складывается система учета и охраны памятников культуры, действовавшая до провозглашения независимости Литвы в 1990 году.

В 1990 году был создан Департамент охраны памятников при Правительстве Литовской республики (позднее – Департамент охраны памятников при Министерстве строительства и урбанистики), который занялся учетом и охраной архитектурных и исторических памятников, научными изысканиями и исследованиями. В 1991 году был основан Центр культурного наследия, в 1993 году был принят закон «Об охраняемых территориях», в 1994 – закон «Об охране памятников культуры». В 1996 году Литовская республика ратифицировала все законодательные акты ЮНЕСКО, касающиеся охраны культурного наследия. Многие важные для культурного наследия и исторической памяти объекты Литвы были в разное время разрушены. Проблема воссоздания «утерянных» культурных объектов в тот период, когда Литва входила сначала в состав Российской Империи (1795 – 1918), а затем – Советского союза (1939 – 1990) встала особенно остро после получения статуса Литвой статуса независимого государства. Интерес к воссозданию культурных ценностей объяснялся, на наш взгляд, «новой» самоидентификацией как страны в целом, так и отдельных её граждан – это породило необходимость понимания истории Литвы современными жителями.

6. Дворец великих князей Княжества Литовского, он же Нижний замок, на протяжении нескольких столетий был одной из главных резиденций литовских, а впоследствии и литовско-польских правителей. Строение, являвшееся одним из главных символов власти, начало терять свое значение, а затем и подверглось разрушению после раздела Речи Посполитой, потери Литвой независимости и присоединения к Российской Империи. Работы по реконструкции Дворца и организации в нем национального музея истории Литвы ведутся на протяжении последних 20 с лишним лет – почти столько, сколько существует независимая Литовская республика.

7. В настоящий момент реконструкция Дворца великих князей (получившего статус Национального музея) почти завершена, снаружи здание уже сейчас выглядит так, как планировалось согласно проекту. Сотрудники музея занимаются составлением экспозиций, ведется научная работа по сбору информации об истории Дворца в музеях и библиотеках других стран (Польши, Белоруссии, России).

Тема еще не изучалась российскими учеными, и весь накопленный  массив информации доступен, в основном, на литовском языке (частично на английском, польском и немецком).

8. Цель интернет-публикации состояла в том, чтобы представить комплекс разноплановых источников, который всесторонне документирует историю Дворца и его реконструкции; популяризации темы среди широкого круга русскоязычных интернет-пользователей, так как все комментарии, указатели, историческое и археографическое предисловия составлены на русском языке.

9. Для публикации в Интернете была выбрана одна из бесплатных, известных большинству российских интернет-пользователей платформ, – блогхостинг Livejournal.com, так как эта платформа предоставляет  бесплатную форму регистрации, отличается простотой работы с материалом и оформления записей, дает возможность пост-редактирования публикаций#.

10. Источники были разделены на отдельные блоки по формальным (вид источника: изображение, документ, видеозапись) и тематическим/хронологическим признакам (к какому периоду относятся источники и какую сторону истории Дворца они отражают). Всего было выделено пять блоков:

* Планы Вильнюса и оградительных сооружений,

* Рисунки и гравюры, отражающие историю Дворца великих князей;

* Картины художников XIX века, на которых изображались различные этапы  воссоздания образа замка и дворца великих князей Литвы;

* Фотодокументы по истории реконструкции Дворца;

* Репортаж с открытия национального музея «Дворец великих князей».

В публикацию также вошли историческое и археографическое предисловие, географический и именной указатели.

11. В целом, имея опыт подобной публикации, можно сделать и еще один общий вывод о научной значимости археографических публикаций в интернете. Недостаточная проработка вопросов авторского права в Сети, в том числе касающихся виртуальных изданий, влияет  на статус публикаций такого рода, определяет их как экспериментальные работы. Правда, без экспериментов и попыток научиться работать в новом формате не получается.

 

Проблема формирования общественных организаций либеральной ориентации в России

в конце XIX- начале ХХ века

В.В. Омелаенко

(ГАУГН)

 

Проблема формирования общественных организаций является одной из интереснейших в политической науке. Эта тема содержит в себя большой спектр направлений – вопросы гражданских отношений, отношений власти и общества, структурные и организационные вопросы политической системы. Через призму процесса формирования общественных организаций можно посмотреть и состояния политической жизни страны.

При обращении к проблемам формирования общественных организаций в России  в конце XIX начале XX веков, прежде всего, стоит отметить следующие общие аспекты, касающиеся акторов вне зависимости от  их идеологической  приверженности.

В первую очередь это сложное, затрудненное формирование гражданских отношений. Сама организация общества, носившая сословный характер, препятствовала широкому проявления других форм объединения. В России не получили широкого развития различные клубы, кружки, рабочие корпорации. Такие формы организации  стали иметь более или менее значимый характер только с введением «Временных правил об обществах и союзах» 4 марта 1906 года.

Отсюда следует и незавершенность процесса формирования гражданских институтов. Общество, постепенно начав процесс самоорганизации, не имело большого запаса времени для спокойного и планомерного развития – как по внутренним, так и по внешним причинам.

         И одной из главных внутренних причин было, конечно же, нежелание самой власти идти на реформы. Различные запреты и ограничения властей, приводили в оппозицию даже лояльные поначалу силы. В России идеи гражданских свобод не были законодательно закреплены даже в начале ХХ века. Борьба за изменение данной ситуации, за утверждение политических прав и свобод става важнейшим вектором деятельности либерального движения. Стоит отметить, что на протяжении всего XIX века русский либерализм готовил почву для перехода от теоретических построений, и создания интеллектуальной среды к организации различных групп, кружков, обществ и в конечном итоге партий. При этом важным моментом стала трансформация внутри самого либерального движения. Расширялось и интеллектуальное поле – к правовым, религиозным и морально-этическим направлениям добавилось и большое число либералов призывающих к трансформации Российского государства по западному образцу. Также в начале ХХ века лидеры либеральных движений старались расширить социальную базу своих сторонников.

         В конце 1899 года лидерами земских движений был организован кружок «Беседа», дискуссии и обсуждаемые проблемные аспекты политической и социальной жизни страны легли затем в основу программ либеральных партий.  Главной целью кружка было обсуждение основных проблем российского общества и государства, сближение позиций по основополагающим  вопросам. Основной задачей поэтому стало формирование общественного мнения и налаживание диалога с властью, для осуществления реформ политической системы. В 1905 кружок прекратил свое существование, но именно он стал основой для формирования либеральных партий – члены клуба стали видными деятелями партии кадетов и «Союза 17 октября».

Другими представителями  общественных организаций либерального направления были «Союз земцев-конституционалистов» и «Союз освобождения».  Обе эти организации впоследствии также послужили созданию либеральных партий.   И  «Союз земцев-конституционалистов», и «Союз освобождения»   сыграли важную роль в подготовке программных основ партий, послужили площадкой для обсуждения и сближения позиций лидеров либерального движения.

Другой, не менее важной средой для формирования общественного мнения и либеральных позиций были дискуссии в рамках журнала «Московский еженедельник». Основателем его был Е.Н. Трубецкой, прилагавший немалые усилия для консолидации либеральных сил. Расходясь во взглядах с более радикальной частью либерального лагеря с более радикальной позицией, Е.Н. Трубецкой и его соратники пытались провести курс на объединение сил с умеренно либеральными взглядами. Российское общество к концу XIX-началу ХХ века, с обострением социальных проблем и противоречий, все больше нуждалась в появлении идеи сочетающей в себе не только призывы к реформированию, но и обращения к нравственным основам жизни человека, к вере. В это время появляются большое количество различных работ, посвященных данным проблемам, мыслителей и общественных деятелей, призывающих не только к реформам в государстве, но и церкви, причем не только и не сколько институциональных реформах, сколько сущностных. Многие представители данного направления говорили о необходимости духовного преобразования общества, его нравственных основ, видя в этом путь спасения России. Эти темы нашли отражение в работах П.Б. Струве, Н.А. Бердяева, Н.Н. Львова и др., выходивших в журнале «Московский еженедельник». Издание стало неофициальным органом партии Мирного обновления.

Итак, на рубеже веков в либеральном движении в России происходят трансформации – появляются новые направления, создаются различные общественные организации и политические партии. Но так же, как и общественным организациям других политических взглядов, либеральным движениям пришлось столкнуться с целым рядом проблем. Процесс изменения политического режима был тяжелым и неоднозначным. И действующая власть, и общественно-политические организации пытались найти свое место в изменяющейся государственной системе. В то же время внутри правящих сил не было единства, одни придерживались мнения, что реформы необходимы, другие считали, что переход к конституционному строю погубит Россию.  Сказывалось и тяжелое международное положение, в первую очередь Первая мировая война. Все эти причины не дали стране полностью реформировать политическую систему и развиваться эволюционным путем.  Происходящие в стране события требовали и реакции на них лидеров либерального движения, мнения и оценки которых очень часто не совпадали, а иногда были диаметрально противоположными. Отсюда происходила нестабильность существования самих общественных организаций, постоянные споры и противоречия.

Так или иначе, опыт общественно-политических организаций рубежа XIX-XX веков показал всю сложность проблемы агрегирования политических интересов и важность диалога и сближения позиций внутри либерального направления. Эта проблематика не потеряла своей актуальности и в настоящее время.

 

Создание районных охранных отделений в 1907 г.

как попытка выхода из кризиса системы политической полиции России

А.С. Опилкин

(МГУ)

 

    События 1905-1907 гг. явились тяжёлым испытанием для системы управления Российской империи. Министерство внутренних дел работало на пределе своих возможностей, но далеко не всегда справлялось с ситуацией.

В этот период резко выросло как число уголовных преступлений, так и, в первую очередь, преступлений по политическим мотивам. Борьба нелегальных революционных организаций с действующей властью достигла апогея в силовом, физическом противостоянии и вооружённой борьбе.

    К 1905 г. политическая полиция России состояла из двух основных уровней: управление всей системой в рамках государства и даже за его пределами осуществлялось Департаментом полиции (ДП) и Отдельным корпусом жандармов (ОКЖ). На губернском уровне основными единицами политической полиции являлись охранные отделения, губернские жандармские управления (ГЖУ) и розыскные пункты.

    Характеристика неудовлетворительного состояния системы управления в целом и полиции в частности давались и до 1905 г. В первую очередь это касается противодействия революционному движению. Неадекватные действия властей, особенно МВД, министерства народного просвещения и ДП анализируются в записке на имя директора ДП, датированной 1902 г. Автор записки, заведующий Особым отделом ДП, непосредственно руководивший всем политическом розыском в империи, Л.А. Ратаев пишет следующее: «Вот уже третий год буквально повторяется та же самая история: с самого начала учебного года начинается среди учащейся молодёжи брожение, причём агитаторами являются принятые осенью обратно студенты, исключённые предыдущей весною за деятельное участие в беспорядках минувшего академического года. Департамент полиции молчаливо созерцает развитие движения, не подавая признаков жизни и строго воспрещая охранным отделениям и жандармским управлениям затрагивать молодёжь на почве студенческих беспорядков, дабы Министерство народного просвещения и так называемое «общество» не сказали, что Департамент полиции своими распоряжениями сам вызывает беспорядки… Ободрённая таким бездействием власти революционно настроенная молодёжь переносит беспорядки из стен учебного заведения на улицу. Тогда их секут нагайками и целыми полчищами водворяют в тюрьмы… Возбуждается речь о необходимости применения к бунтарям самого строгого взыскания, но к весне правительство приходит к убеждению, что то, что зимой казалось столь серьёзным и опасным, в сущности чистейшие пустяки, незаслуживающие серьёзного внимания… а затем осенью совершенно как в балагане немедленно начинается повторение того же представления.

    В конце концов, вся вина сваливается на какого-нибудь градоначальника, губернатора, обер-полицеймейстера или, что ещё хуже, на какого-нибудь несчастного начальника охранного отделения, который в своих интересах будто бы склонен всё раздувать и преувеличивать («провокация»), а правительство, дескать, в стороне, оно, мол, в сущности ничего особенно против не имеет, оно даже «сочувствует»…»#

    Приведённые выше слова одного из ключевых руководителей ДП, к которому стекалась вся информация о состоянии революционного движения в империи, рисуют картину непонимания и некомпетентности на высшем, общегосударственном уровне. Однако был и целый ряд проблем на губернском уровне.

    Сложная, даже критическая ситуация, в которой оказались органы власти на разных уровнях в период 1905-1907 гг. заставила задуматься над проведением реформ. Будущие реформы должны были коснуться и полиции, оптимизировав её сложную и запутанную структуру и функции.  Была создана Особая междуведомственная комиссия под председательством товарища министра внутренних дел Макарова, приступившая  к работе осенью 1906 г#. Реформа была направлена на то, чтобы сделать полицейский аппарат более гибким и эффективным в борьбе с революционным движением#.

    Подготовка столь масштабной реформы требовала значительного количества времени, а положительные результаты борьбы с революционным движением нужны были как можно быстрее. В этой связи в 1906 – 1907 гг. был проведён ряд нововведений в сфере политического розыска под руководством директора ДП М.И. Трусевича, которые должны были повысить эффективность работы политической полиции в сжатые сроки.

    Необходимость изменения структуры политической полиции М.И. Трусевич обосновывал новыми приемами организации революционеров, с которыми не могли справиться ГЖУ и розыскные пункты: «… революционные организации, имея центральные комитеты, скрывающиеся главным образом в Петербурге и Финляндии, признали уже невозможным сосредоточение в одних руках преступных предприятий и пришли к объединению местных групп особым областным комитетом… такое подразделение всего дела противоправительственного движения на крупные районы приноровлено отчасти к общим географическим или национальным особенностям областей Империи…»#

    В частности, директор Департамента полиции обратил внимание на областные комитеты партии социлистов-революционеров, среди которых выделил «… Центральный (для губерний Московской, Ярославской, Костромской, Тверской, Владимирской, Калужской, Рязанской и Тульской)…»# Такая же тенденция к изменению форм организации, по сведениям М.И. Трусевича, имеется и в других революционных партиях: «Социал-демократическая организация сформировала такое же деление на информационные и руководящие бюро для нескольких местностей, причём такие бюро существуют в Москве, Киеве, Харькове, Саратове… Подобное же стремление к децентрализации наблюдается и в Крестьянском Союзе, а наряду с этим обособленные группы «Бунд», Польская социалистическая, Литовская социал-демократическая и Латышская социалистическая партия охватывают каждая по нескольку губерний…

    Такое изменение в организации целого ряда революционных объединений привело директора ДП  к идее «создать в империи несколько центральных розыскных органов, предоставив им сконцентрирование в своих руках данных агентурного и наружного наблюдения по крупным административным районам и некоторое руководство работой местных учреждений, причём объединяющим и направляющим центром явится по-прежнему Департамент полиции. В последнем я нахожу также произвести изменение в организации I Особого отдела, работа коего ныне разделена по районам географического значения… заменив эту постановку распределением делопроизводства Отдела по партиям…»

    Административно-территориальная организация нового звена политической полиции, по мысли М.И. Трусевича должна быть следующей: «… придерживаясь по возможности к распределению революционных партий, а равно сообразно местам нахождения наиболее крупных административных центров и удобству путей сообщения, упомянутые головные розыскные пункты должны быть сформированы по следующей схеме:

1.Петербург — для губерний: Петербургской, Эстляндской, Псковской, Новгородской, Олонецкой и Финляндии.

II. Москва — для губерний: Московской, Тверской, Ярославской, Вологодской, Архангельской, Костромской, Калужской, Тульской, Орловской, Владимирской и Рязанской… » и так далее.

    Всего Трусевич предлагал организовать центральные районные следственные органы в шести городах, кроме Петербурга и Москвы в Самаре, Харькове, Киеве и Вильно.

    По предложению директора ДП «фактически означенную организацию желательно поставить таким образом, чтобы все жандармские власти губернских и железнодорожных управлений и охранных и розыскных пунктов должны будут сообщать все данные негласного наблюдения в центральное розыскное учреждение, которое, доставляя весь материал в Департамент полиции, будет руководить розыском в своём районе под наблюдением Департамента.

    Развитие революционного движения и острый его характер давно уже свидетельствуют о совершенно недостаточной силе огромного большинства жандармских управлений, каковое явление объясняется с одной стороны крайне ограниченным личным составом этих управлений и массою лежащих на них обязанностей по производству дознаний, наблюдению за полицейской стражей, хозяйственному делу и т.п., а с другой – полною неосведомлёностью большинства жандармских офицеров в деле агентурного и наружного наблюдения».

    Практически все вышеназванные предложения М.И. Трусевича были приняты министром внутренних дел и воплощены в вышедшем в декабре 1906 года «Положении о районных охранных отделениях».  

    Идея таких преобразований в сфере политического розыска преследовала вполне конкретную цель – повышение эффективности работы политической полиции на губернском уровне в сжатые сроки. Однако Отдельный корпус жандармов, офицеры которого  в основном и служили в ГЖУ, охранных отделениях  и розыскных пунктах, перестроить было сложнее.

    Особенно неприемлем для многих офицеров корпуса было назначение на должности охранных отделений и РОО офицеров, исходя из их компетенции и профессионализма в деле политического розыска, а не из звания и выслуги лет. Как писал в своих воспоминаниях занимавший дойности московского губернатора и в последствии товарища министра внутренних дел В.Ф. Джунковский, достаточно часто начальниками ГЖУ «были уже немолодые полковники, генерал-майоры… всё это были люди, может быть и не совсем безупречные, но с известным стажем. Естественно, что никому из них не было никакого удовольствия подчиняться молодому офицеру, выскочке… Кроме того, это не мирилось и с точкой зрения военной дисциплины…»

    С другой стороны, с точки зрения молодых офицеров, выдвинувшихся благодаря успехам в розыскной деятельности, таких как А.П. Мартынов, руководитель Московского охранного отделения и Центрального районного охранного отделения, «военная организация сильно вредила делу».

     Попытки модифицировать политическую полицию, приспособить её к наиболее эффективной борьбе с революционными организациями не прекращались вплоть до 1914 года. Разрабатывались проекты крупномасштабных реформ, которые должны были полностью изменить структуру как полиции в целом, так и полиции политической. Но ни одна из этих реформ не была осуществлена.

    В такой ситуации на первый план выходят не столь масштабные изменения в структуре политической полиции. Одним из основных таких изменений является создание районных охранных отделений как нового звена в системе политической полиции. Сам факт таких изменений, которые проводились параллельно разработке проекта масштабной реформы полиции, говорит о временном, промежуточном характере этих преобразований. Этот довод подтверждает и не законодательный, а циркулярный способ создания РОО. Т.е. создание районных отделений и реформа Особого отдела были проведены распоряжением министра внутренних дел по предложению директора ДП, а не путём принятия нового закона.

    Таким образом, создание РОО и некоторые другие изменения в системе политической полиции, по сути, являлись временными, антикризисными мерами, которые были направлены на то, чтобы на какое-то время поддержать эффективную деятельность политической полиции, пока не будет проведена полная её реорганизация.

    Однако такая реформа так и не была проведена, в результате чего РОО продолжали действовать вплоть до 1914 года.

 

Методика разработки электронной схемы кодирования текста в формате XML / TEI P5 для подготовки электронной публикации исторического источника (на примере записок Генриха Делеклюз (1819-1879)

Н.А. Пашкеева 

(Национальная Школа Хартий, Франция)

Целью данного доклада является презентация результатов первого этапа подготовки электронной публикации исторического источника, а именно разработки схемы кодирования текста исторического источника в формате XML / TEI P5 на примере проекта электронной публикации записок французского революционера периода Второй империи Генриха Делеклюз (Henri Delescluze).

Проекторганизован Национальной Школой Хартий (Париж) под техническим руководством Флоранс Клаво (руководитель отдела новых технологий Школы Хартий) в рамках магистерской работы Пашкеевой Натальи и является одним из результатов сотрудничества Историко-архивного института РГГУ (Москва; проф. Е. Старостин) и Школы Хартий (Париж; проф. Б. Дельмас) (русско-французская магистерская программа «История и новые технологии»).

Целью проекта является подготовка электронной публикациизаписок Генриха Делеклюз, написанных во время его тюремного заключения в политической тюрьме Бель-Иль (Belle-Île; Бретань, Франция) (30 ноября 1851 – 17 апреля 1853) и последующей ссылки в Англию и США.

Записки хранятся в Национальном Архиве Франции (Париж), секции Архивов личного происхождения, фонде братьев Шарля и Генриха Делеклюз#. Они носят название «Эфемериды» («Ephémérides») ипредставляют собой восемь книжечек-дневников небольшого формата#. В архиве хранятся дневники под номерами 1, 2, 3, 4, 6, 7, 13 и последний без номера#. Нумерация и пробелы в хронологии записок позволяют предположить существование в прошломи других дневников, но они не обнаружены в Национальном архиве. Дополнительные архивные источники по деятельности братьев Делеклюз хранятся в муниципальной библиотеке г. Лилль (Франция), фонд Делеклюз#. Несколько писем Генриха хранится в Институте Франции (Париж)#. Наконец, фонд брата Генриха, Шарля Делеклюз хранится в РГАСПИ (Москва)#.   

Генрих Делеклюз был арестован 26 октября 1850 г. и 30 ноября 1851 г. заключен в тюрьму Бель-Иль за участие в антиправительственном заговоре в г. Лионе. Весной 1853 г. тюремное заключение было заменено ссылкой. 17 апреля 1853 г. Делеклюз отправляется в Англию, затем эмигрирует в Америку, и лишь за месяц до своей кончины (30 апреля 1879 г.) ему удается вернуться во Францию.

Тюремное заключение стало главной причиной, по которой Г. Делеклюз начинает вести записи. Автор источника фиксирует события своей повседневной жизни в тюрьме: переписку с родными, друзьями, членами правительства (в надежде на помилование); обеды и беседы с другими заключенными и директором тюрьмы; расходы на бумагу, продукты питания, табак#; занятия для заключенных#; смену камеры; плохое самочувствие и др. В ссылке Делеклюз продолжает вести свои записи, и все попытки устроить свою жизнь в изгнании и надежды на возвращении во Францию остаются зафиксированными в источнике.   

В 1850-е гг. Бель-Иль была главной политической тюрьмой Франции. Одновременно с Г. Делеклюз в ней отбывают заключение известные революционеры, например, О. Бланки. Беседы с ними, общие воспоминания, анализ революционных событий Делеклюз фиксирует в своих записках. Источник интересен при изучении методов организации тюремной системы, быта и нравов политических тюрем, а также революционного движения в Европе  втор. Пол. XIX в. Генрих Делеклюз также мыслит себя писателем и поэтом. Философские рассуждения о справедливости государственного устройства, целесообразности революции, сопоставления революционной философии с принципами христианской веры и даже о месте женщины в социальной жизни XIX в. – все это мы встречаем на страницах записок. Источник не просто фиксирует события повседневной жизни заключенного, но представляет авторский анализ социальных и религиозно-философских проблем современной ему эпохи.   

Электронная публикация записок –публикация текста исторического источника в цифровом формате – является первой публикацией данного источника и имеет целью обеспечить широкий и свободный дистанционный доступ к историческому документу через Интернет.

Для реализации электронной публикации записок выбран формат XML / TEI P5. TEI (Text Encoding Initiative#) – международный научный консорциум, целью которого является разработка и усовершенствование стандартов и норм для представления (кодировки) текста документов в цифровом формате на базе языка XML#. TEI создан на базе нескольких исследовательских проектов конца 1980-х гг. Первая версия TEI (TEI P3#) содержала базовые принципы кодировки текстовых материалов, которые постоянно совершенствуются. В данном проекте используется последняя версия TEI P5 1.5.0 (ноябрь 2009 г.)#. В этом же формате выполнены, например, электронные публикации трехтомного собрания текстов Ш.-Л. Монтескье под общим названием «Мои мысли» («Les pensées»), находящиеся на хранении в муниципальной библиотеке г. Бордо#, коллекция 902 писем В. Ван Гога, хранящихся в музее Амстердама# и др.   

Первый этап подготовки электронной публикации записок Г. Делеклюз включает следующие разделы:

1.археографический анализ источника: материалы для письма, используемые автором, структура записок, особенности подчерка, язык письма#, сокращения, используемые при письме, особые знаки, используемые автором для выделения информации в тексте, виды информации и т.д. Выработка принципов публикации на основании археографического анализа.

1.выбор элементов TEI для кодировки отдельных единиц текста с учетом результатов археографического анализа. Например, элемент <teiCorpus> является основным, обозначает всю совокупность восьми дневников, имеющихся в нашем распоряжении, и содержит в себе текст восьми дневников, закодированный с помощью других элементов. Элемент <TEI> содержит закодированный текст одного дневника. <front> содержит информацию с титульных страницах дневников. <body> содержит текст записок одного дневника, внутри которого элемент <div> содержит текст записей, сделанных за один день#. За элементом  <body> следует <back>, который включает научно-справочный аппарат к тексту. Помимо структурных элементов#, используются также элементы, характеризующие виды представленной информации. Например, <date> содержит в себе дату, <persName> — имя, и т.д. Элементы могут иметь атрибуты, которые уточняют кодируемую информацию. Так, элемент с атрибутом <language ident=»eng»> означает, что внутри него заключается текст на английском языке.

1.моделирование схемы кодировки текста источника на базе выбранных элементов, которая необходима для контроля дальнейшего кодирования текста и составление словаря элементов.  

Следующим этапом подготовки электронной публикации является создание программы в формате XSLT. Она позволит преобразовать закодированный текст записок в формате XML/TEI P5 в конечный результат в виде статичного сайта, который и обеспечит исследователям свободный дистанционный доступ к данной электронной публикации.  

    

Маркузе:

трагедия идеологизированной культуры

М.Л. Пепелова

(МГУ)

 

«Критическая теория общества не располагает понятиями, которые могли бы перебросить мост через пропасть между его настоящим и будущим; не давая обещаний и не демонстрируя успехов, она остается негативной».# Критика – вот метод Герберта Маркузе.

Культура не должна быть стеснена, идеологизирована. Культура не должна быть средством манипуляции массовым сознанием, это интуитивно чувствует мыслящий человек. Культура не есть инструмент, но то, что использует инструменты, если обратиться к первичному значению слова «культура»  как возделывание земли…Если хотите, культура есть плоды существующего древа общества, плоды, таящие в себе семена для продолжения рода. Когда культура становится инструментом, тогда плод становится удобрением. Происходит усреднение, но не совершенствование.

Во все времена культура отражала жизнь самого общества, периоды развития и упадка, но не всегда развитие экономическое сопровождалось духовным расцветом, и наоборот. В культуре словно отражается общая душа, природа современного человека, с его стремлениями, страхами, нуждами, кризисами, желаниями, глубинными  инстинктами.

 Вспомним, как это было у Фрейда: Либидо, не имея возможности полного удовлетворения из-за навязанных социальных рамок, ищет выходы через сублимацию. Все творения поэтов, художников, писателей и других людей творческих профессий – это конфликт. Конфликт сознания критически мыслящего человека и социальной реальности. Это трагедия, это белая перчатка, символизирующая вызов на дуэль. Так мы получили высокую культуру, культуру сильного духа, не способного до конца подчинится реальности. Ибо реальность всегда далека от идеала. Маркузе  принимает взгляд Фрейда и утверждает, что существование романтической элитарной культуры дает возможность «художественного отчуждения»#, что означает выход за социальные рамки хотя бы в вымышленном пространстве. Это не пассивный уход от гнетущей реальности, а бунт сознания, возможность осуществления альтернативного сценария жизни. И именно здесь мы видим, наверное, единственный пример хорошо известного  и малопонятного =) любителям Маркузе Великого Отказа – «протеста против существующего».

 Эту единственную возможность бунта отбирает у личности массовое общество, превращая человека в одномерную единицу даже не способную адекватно оценить ситуацию в  политике, экономике и других сферах. И, что самое печальное, теперь культура не только перестает быть «лучом света в темном царстве», но становится инструментом манипуляции! Как?  Хитро  и примитивно одновременно. На психологическом уровне – через десублимацию и формирование благодаря ней Счастливого Сознания у индивида. Десублимация характерна для репрессивной цивилизации, борющейся с оппозицией везде и любыми методами. Снимая  некоторые прежние табу, заменяя Либидоисключительно сексуальностью, происходит расширение пространства, в котором существует человек. Конфликт со средой редуцируется, растет удовлетворенность инстинктов и чувство благодарности системе, которая это дает. Но она дарует не лучшее и высокое, а, скорее, позволяет развращаться в рамках самой себя, способствует деградации. «Преодоление и унификация противоположностей, которые находят свой идеологический триумф в трансформации высокой культуры в поп-культуру, осуществляется на материальной основе растущей удовлетворенности. Именно эта основа открывает возможности стремительной десублимации»#. На определенном этапе процесс десублимации институционализируется благодаря главному проповеднику поп-культуры – СМИ. Удовлетворенность и чувство сопричастности растут с каждым повторением востребованного образа. Человек сам не понимает, что его зомбируют. Контроля человеческого поведения, его потребностей при помощи образов. «И то, что средства массовой коммуникации гармонично, часто незаметно смешивает искусство, политику, религию и философию с коммерческой рекламой, означает, что эти сферы культуры приводят к общему знаменателю – товарной форме»#. И теперь система сама решает, когда и как удовлетворят ваши инстинкты. Это как наркотик – счастливое сознание, приобретаемое в результате новой дозы десублимации. Благодаря этому сравнению можно увидеть и всю непрочность этого счастливого сознания, за которым скрывается чувство страха, несчастья, обездоленности. И это не минус системы, а главный ее плюс. Чувство это дает в итоге огромное пространство для политической мобилизации, «и теперь, когда для сознательного развития больше  не остается места, оно может обернуться источником нового фашистского образа жизни и смерти»#. Совершенно естественно, когда получая что-то систематически и испытывая от этого удовольствие, существо начинает благосклонно относиться к тому, кто это дает. И бояться возможных изменений и, не дай Бог, прекращения подачи «манны небесной». Вот только не странно ли осознавать людей как стадо одомашненных овец, которые так привыкли, что их пастух водит на зеленые, хоть и огороженные пастбища, зачем-то стрижет, и в один прекрасный момент свежует и везет на базар…исключительно ради своей выгоды.

 Безмолвие «откормленных» масс вполне закономерно, ибо счастливое сознание, привыкшее только потреблять, никогда не решит произвести что-то, будь то последовательная критика режима, или гениальное полотно великого художника.

Репрессивная цивилизация победила своего главного врага – высокую культуру, единственную сферу, где осуществлялся Великий отказ, где открыто высказывалась критика системы. Не только победила, а сделала культуру своей рабыней, служанкой в процессе обработки сознания. Теперь «Дон Жуан, Ромео, Гамлет, Фауст, как и Эдип, стали пациентами психиатра», опосредованная сублимация в «Анне Карениной» оказывается никому не ненужной из-за появления «Лолиты» — яркого примера десублимированной сексуальности, безнравственной, но абсолютно безвредной для режима.

Русское духовенство в эмиграции

(На примере митрополита Антония (Храповицкого))

А.А. Скороход

(РГАСПИ)

 

В своей работе я постараюсь показать мтр. Антония (Храповицкого) в Сербии. Владыка Антоний стал известен еще до революции. В ряду выдающихся иерархов Русской Православной Церкви первой половины XX в. свое достойное место занимает приснопамятный митрополит Антоний (Храповицкий), вся жизнь и деятельность которого неразрывно связана с важнейшими событиями общецерковного и мирового масштаба, со скорбными судьбами русского народа.

Данная личность, по моему мнению, заслуживает более внимательного отношения в связи с тем, что мтр. Антоний стоял у истоков создания Русской Православной Церкви за рубежом, такой, какой мы ее знаем теперь.

В ноябре 1920 г. в Константинополе русские архиереи, эвакуировавшиеся с Белой армией, обсуждали свое будущее. Владыка Антоний поначалу полагал, что деятельность русского ВВЦУ следует прекратить, а духовное окормление русских беженцев должны взять на себя православные Поместные Церкви. Однако, узнав о намерении П.Н. Врангеля сохранить русскую армию для возобновления борьбы с большевиками, митрополит передумал. На борту теплохода в Константинопольском порту 19 ноября 1920 г. состоялось заседание ВВЦУ (Временное Высшее Русское Церковное Управление за границей – ВВРУЗ, но часто меняло свое название – ВЦУ, ВРЦУ, ВВЦУЗ; оно состояло из Архиерейского Синода и Высшего церковного совета), на котором был поставлен вопрос о статусе этого органа. Вопрос был решен быстро 2 декабря 1920 г. русские архиереи получили дозволение образовать «временную комиссию» для «пастырского обслуживания населения», для «надзора и руководства общецерковной жизнью русских колоний в пределах православных стран».

Воспользовавшись доброжелательным и сердечным отношением к русским беженцам Сербского патриарха Димитрия, ВВЦУ за рубежом (ВВЦУЗ) переехало в Сербию. Председателем Собора был избран митрополит Антоний, в своих выступлениях заявивший открыто о верности идее монархии. Владыке Антонию, как естественному главе Русской Церкви за рубежом, предложили звание наместника патриарха Всероссийского, но Владыка не согласился принять это звание и именовал себя председателем ВВЦУЗ. Собор предложил идеи о восстановлении в России монархического  строя, о возвращении в страну династии Романовых. Но съезд так и не принял такого постановления. Были и противники восстановлению династии Романовых – мтр. Евлогий (Георгиевский), архиеп. Анастасий (Грибановский), еп. Вениамин (Федченков).

  Таким образом, политика мтр. Антония пошла вразрез с политикой патриарха Тихона, который призвал церковных людей к покаянию и милосердию, заявившего, что для Церкви безразлична форма государственной власти. Как было сказано в послании патриарха Тихона от 8 октября 1919 г.: «Установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение».

Между тем в  Советской России полным ходом разворачивалась целенаправленная и жестокая борьба власти против Русской Церкви, и  в этой борьбе антисоветская позиция русских архиереев во главе с митрополитом Антонием, состоящих в каноническом подчинении патриарху Тихону, стала дополнительным поводом для обвинения патриарха и Церкви.

В обстановке все усиливавшегося в России антицерковного террора мтр. Антонию и окружавшим его иерархам предстояло решить сложнейший вопрос о дальнейших путях русского церковного зарубежья. Послания мтр. Антония многим церковным и политическим деятелям с целью выступить в защиту патриарха Тихона остановили большевиков, которые летом 1923 г. фактически оказались вынужденными несколько отступить от патриарха.

Так же мтр. Антоний был активным борцом против обновленчества в русской православной Церкви.

Трудно было решиться мтр. Антонию на смелую защиту патриарха после постановления 5 мая 1922 г. последнего (имеется в виду послание в защиту советской власти).

Долго не мог владыка Антоний выйти из-под омофора патриарха Тихона, но в следствие последних событий он всё же решился на это, ибо большинство в окружении владыки были против постановлений патриарха о связях с советской властью.

8 апреля 1924 г. патриарх Тихон и Патриарший Священный Синод принимают специальное постановление: «Заявить, что со всей политической деятельностью заграничных иерархов, имеющих целью дискредитировать нашу государственную власть, ни Святейший Патриарх, ни существующее при нем Церковное Управление не имеют ничего общего и таковую деятельность осуждают… Заявить, что митрополит Антоний, находящийся за границей, не имеет никакого права говорить от имени Русской Православной Церкви и всего русского народа, так как не имеет на это полномочий»#.

Несмотря на все эти постановления мтр. Антоний по прежнему оставался главой Русской Церкви за рубежом. Он руководил деятельностью Архиерейского собора и Архиерейского Синода, заявлял протесты против вмешательства Вселенской Патриархии в дела Русской Церкви, против стремления Константинополя подчинить диаспору Русской Церкви своей юрисдикции. Он посещает Каир, Александрию, Иерусалим, Лондон и Бухарест, встречаемый всюду с глубоким уважением и почетом#.

Много времени митрополит Антоний уделил написанию «Опыта христианского православного катехизиса», который в марте 1925 г. по решению Архиерейского собора РПЦЗ должен был заменить Катехизис митрополита Филарета (Дроздова). Но спустя месяц, в следствии загоревшихся споров по поводу данной работы, владыка Антоний попросил отменить свое решение.

В те дни скончался в Москве патриарх Тихон, который сумел не только сохранить Церковь единой, но и проложил дальнейший путь Церкви в Советском Государстве.

  Между тем, в 1926 г. сильно обострились отношения в кругах самих русских эмигрантов. Архиерейский Синод потребовал подчинения себе всего русского церковного зарубежья, что вызвало возражения со стороны митрополитов Евлогия (Георгиевского) и Платона (Рожественского). От «карловчан» откололись Западноевропейский и Североамериканский митрополичьи округа, но они по-прежнему не допускали возможности правоты своих оппонентов, убежденные, что каноническая правда на их стороне.

Размежевание же Карловацкого синода с Московской Патриархией произошло после известной Декларации 1927 г. митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности Русской Церкви к советской власти. В 1927 г. Зарубежный Синод определил прекратить всякие сношения с церковной властью в Москве.

В мае 1931 г. Архиерейский собор РПЦЗ присвоил митрополит Антонию титул «Блаженнейший». Его слово оставалось решающим, его авторитет – непоколебимым. Хотя физически владыка сильно ослабел – его поразило неизлечимое нервное заболевание, приведшее к параличу ног, — но по мере сил занимался церковными делами. Расхождение мтр. Антония с епископом  Евлогием закончилось обоюдным примирением, земными поклонами и мольбами о прощении.

Скончался митрополит Антоний 10 августа 1936 г. в Сремских Карловцах, перед кончиной он принял схиму. В Белграде 13 августа патриархом Варнавой и сонмом архипастырей была совершена Божественная литургия. Отпевание усопшего совершил его преемник на посту главы РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский). Похоронили владыку Антония на русском участке Нового кладбища Белграда в Иверской часовне#.

За свою трудную жизнь владыка написал более сотни богословских, научных, философских и литературных работ. Есть мнение, что Ф.М. Достоевский писал своего Алешу Карамазова с Алексея Храповицкого.

В Сербии он нашел радушный прием со стороны Сербского Патриарха Димитрия и короля Александра. Интересен случай, когда король Александр во время одного из приездов в Сремские Карловцы (Русский центр церковной эмиграции), вначале подошел под благословение к Владыке Антонию, а уж потом к главе Сербской Православной Церкви.

Небезынтересна характеристика мтр. Антония его оппонентами: в письме к представителю Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР Г.Г. Карпову епископ Кировоградский Сергий писал о нем в апреле 1945 г.: «Зубр реакции и монархизма» митрополит Антоний (Храповицкий) до последних дней своей жизни пользовался колоссальным авторитетом в Белграде, как крупный богослов, глава и вдохновитель эмигрантского Синода».

Близко знавший владыку Антония В.А. Маевский писал о нем, что он «понимал очень хорошо православную Русь, но… мало понимал полуправославную Россию предреволюционного времени – и совершенно отказывался понимать то, что произошло с революцией. Он предвидел катастрофу, но остановить её могло только чудо. А чудо на русской земле не произошло – и потому митрополита Антония не интересовало настоящее, и не было веры в будущее. Он ушел в себя, совершая, если можно выразиться, обряды и формы жизни; находил утешение в церковных службах и со слезами умиления ждал своего конца. От него истекала благостная теплота и доброта. Он поддерживал правые организации; проводил идеологию чистоты монархизма. Но всё это он делал в виде уступки окружающим, — сам же стремился уйти на Афон. Ему в этом помешали, и надо признаться, совершенно напрасно. При таких его духовных устремлениях при нем можно было делать все, что было приятно и желательно окружающим… Митрополит Антоний, к сожалению, не сумел стать центром всего православного зарубежья, в котором произошел пагубный церковный раскол. Но его духовный авторитет за годы эмиграции вырос необычайно, и он являлся самой выдающейся личностью среди православных иерархов своего времени.

Слабость его среди некоторой части русской эмиграции объясняется тем его окружением, которое по исключительной своей доверчивости к себе допустил и которое, пользуясь его добротой, принесло много вреда его авторитету».

Одно только замечание, касающееся богословского наследия митрополита Антония. Известно его толкование догмата об Искуплении, вызвавшее в Церкви большое смущение.

Отступив от богословия свв. Отцов, Владыка перенес центр Искупления с Голгофы в Гефсиманский сад: «…Искупление Христово он свел к переживанию Богочеловеком любви к роду человеческому в Гефсиманском саду.

Известно, что в числе тех, кто не разделял его позицию, были архиепископ Полтавский Феофан (Быстров) и епископ Шанхайский Иоанн (Максимович).

Владыка митрополит Антоний, не имевший никаких вещественных капиталов или драгоценностей, оставил после себя великое духовное наследие в виде неисчерпаемого богатства идей – религиозно-философских, церковно-общественных и вообще жизненных.

Насадив в церковной ниве семена великих идей, владыка почти не видел их всхода во время жизни, но предвидел это возрождение в будущем.

В течение 1920 – 1925 гг. наблюдалась борьба за влияние на духовную власть в Русском Зарубежье.

Несмотря на то, что путь митрополита Антония в эмиграции был тернист, стоит сказать, что данный путь отличался от многих других судеб в эмиграции. Митрополит Антоний был не простым священнослужителем и прием, оказанный ему в Сербии, это показывает. Не стоит скрывать, что даже в эмиграции митрополит Антоний не отказался от своих политических стремлений, а наоборот ещё больше укрепился в своих монархических устремлениях, что очень сказалось на пути ВСЕЙ ЦЕРКОВНОЙ ЭМИГРАЦИИ, ибо духовный центр находился в Сербии, где и жил владыка Антоний.

Да, он написал за свою долгую жизнь много трудов, но дала ли это работа свои плоды, если даже Русская Зарубежная Церковь не смогла устоять от внутреннего раскола.

С другой стороны многие противники митрополита Антония ставят ему в укор то, что он покинул в России свою паству, бросил её на произвол судьбы перед надвигающейся большевистской угрозой. Но ведь неизвестно, как поступили бы мы с вами, окажись мы на его месте?

Безусловно, такую личность, как владыка Антоний нельзя назвать однозначно положительной или же однозначно отрицательной.

В эмиграции владыка Антоний стал рупором идей антибольшевистских и монархических – он возглавил промонархическую группу, его же оппонент по взглядам на Русскую Церковь за рубежом – митрополит Евлогий (Георгиевский), стал знаменем либеральной группы. Каждая из групп пыталась влиять на церковные события, и эти попытки удавались. Для того чтобы понять корни церковных смут за границей, нужно помнить, что и митрополит Антоний и митрополит Евлогий были подвержены влиянию своего окружения и отличались непоследовательностью в своих поступках.

Если бы во главе Русской Церкви за границей оказалась по-настоящему сильная личность – история могла развиваться в другом направлении. Намного правильнее сказать, что борьба этих двух сторон была не в лицах митрополитов Антония и Евлогия, а в лице тех людей, которые стояли за ними.

 

В.В. Розанов: проблемы изучения

идейно-политического наследия

О. Е. Сорокопудова

(МГУ)

В истории социально-политических учений России есть такие мыслители, изучение которых, не смотря на значительный к ним интерес, затруднено в силу различных причин. К таким мыслителям относится В.В. Розанов (1856–1919 гг.),  незаурядный  писатель, страстный публицист, автор многочисленных работ по вопросам религии, церкви, пола, национальной идеи, безусловно, одна из самых ярких личностей России XIX–XX столетий. В его творчестве нашли свое отражение наиболее важные и актуальные проблемы современной ему общественной и политической реальности. Однако изучение собственно идейно-политического наследия этого философа  в настоящее время остается проблематичным, не смотря на то, что сегодня активно публикуются и переиздаются его произведения, проводятся конференции, посвященные анализу его творчества и т.д.#

Слабая разработанность политической проблематики в творчестве писателя может быть связана с несколькими трудностями. Во-первых, это отсутствие какого-то одного труда, в котором бы автор подробно и последовательно излагал свои политические идеи и взгляды. Отношение В.В. Розанова ко многим феноменам политической жизни можно найти лишь отрывочно в различных произведениях и письмах, в некоторой степени это является особенностью его художественной манеры письма. Как отмечают исследователи, мысль В.В. Розанова «с трудом поддается систематизации не только из-за хаотичности наследия, но и из-за того, что ее невозможно выразить в категориях логики без утраты очень существенного: авторской интонации, ощущения индивидуальности».

Поэтому второй сложностью изучения политических идей мыслителя выступает неординарность и антиномичность самой личности В.В. Розанова. У него так и не сложилось цельной логически правильно построенной системы взглядов. Во многом благодаря влиянию Ф.М. Достоевского, которого мыслитель считал своим учителем, В.В. Розанов вообще стал первооткрывателем новой художественной формы, литературно-философского жанра – «жанра интимной афористической прозы». И если еще у Л.Н. Толстого в романах встречаются фрагменты «потока сознания», то В.В. Розанов сделал это своим литературным принципом, основой всего творчества. Его знаменитая трилогия («Уединенное» и два короба «Опавших листьев») была попыткой запечатлеть непрерывно изливающиеся из души «восклицания, полумысли, получувства», которые сошли с души прямо, без переработки, без всего постороннего. Яркий писательский талант В.В. Розанова проявляется в полной откровенности с самим собой и читателем, в безудержном «самообнажении», разговорности стиля и доверительности тона. Таким образом, расстояние между субъектом (читающим) и объектом (автором) практически стирается.

Совершеннейшая искренность в изложении малейших «движений» души приводит к неизбежной противоречивости и непоследовательности. Эту характеристику произведений мыслителя исследователи также отмечают как существенную для розановского «метода» познания.  Говоря о «методе» В.В. Розанова, некоторые авторы называют его представителем отечественной «философии жизни» с ее интуитивно-чувственным познанием жизни как целостности, пониманием вместо рационального объяснения, это также не способствует строгому и логическому анализу его идей.

Особое отношение к религии выступает одной из опорных точек его миросозерцания – религиозное восприятие свойственно В.В. Розанову при взгляде на любую проблему. Это в свою очередь осложняет собственно политологический анализ его идейного наследия. Во всяком предмете В.В. Розанов ищет нравственную сторону, духовный аспект, ему в некоторой степени свойственно одухотворять явления, которые он рассматривает. Таково, например, отношение писателя к истории. История для В.В. Розанова – это, прежде всего, не описание последовательности действий, а «изображение, понимание и оценка генезиса духа в его творчестве»#. Розановский метод социального, исторического и политического познания «психологичен».

В.В. Розанов был талантливым публицистом, печатался в различных изданиях, причем некоторое время одновременно в противоположных по своей идеологической направленности. Несколько лет он отстаивал монархические и православные идеалы в «Русском вестнике» и «Русском обозрении», был постоянным сотрудником газеты А.С. Суворина «Новое время», под псевдонимом «В.Варварин» писал в либеральном «Русском слове». Журналистами и читателями, разделенными на партии, подобное безразличие к направлениям воспринималось как «двурушничество»#. И хотя такая жизненная позиция автора была осознанной, его сложно обвинить в намеренной беспринципности. Умение смотреть на проблему с самых разных точек зрения, менять их, если они уже не отражают, на его взгляд, сущности явления было в некотором роде стилем жизни В.В. Розанова.

 Доведенный до крайности релятивизм – одна из главных отличительных черт розановского мировоззрения. «Есть вещи в себе диалектические, – писал В.В. Розанов, – высвечивающие (сами) и одним светом и другим, кажущиеся с одной стороны так, и с другой – иначе. Мы, люди, страшно несчастны в своих суждениях перед этими диалектическими вещами, ибо страшно бессильны. «Бог взял концы вещей и связал в узел – неразвязываемый». Распутать невозможно, а разрубить – все умрет. И приходится говорить: «Синее, белое, красное». Ибо все – есть».#

 Такое своеобразие розановского наследия естественно привело к неоднозначности его оценки в среде исследователей, В.В. Розанова очень сложно и даже практически невозможно «классифицировать», вписать в рамки какого-либо идейно-политического течения. Он больше художник, нежели научный исследователь. А, по мнению А.В. Зябликова, «сознание подлинного художника архетипично»#. Произведения Пушкина А.С., Достоевского Ф.М., Розанова В.В. – не просто отличная литература, это еще и красноречивый срез нашей ментальности со всеми ее достоинствами и недостатками. Можно с уверенностью сказать, что политическая позиция В.В. Розанова является квинтэссенцией его религиозных, нравственно-мировоззренческих, исторических и философских взглядов.  Поэтому изучать политические идеи автора, извлекать их из противоречивого текста источника представляется не простой, но увлекательной задачей.

К вопросу об идеологическом обосновании колониальной политики

О.Д. Тальская

(МГУ)

На протяжении веков экспансию приходилось как-то обосновывать.  Как и война, она носила неоднозначный характер: то ли это священное дело, то ли просто способ обогатиться? Но так или иначе, все хотели казаться справедливыми, идущими на подобные действия лишь в силу обстоятельств, готовыми помочь туземцам. В итоге появилось несколько видов «идеологического прикрытия», у которых было немало авторов.

Испанский епископ Васко де Кирога (1470 – 1565), решивший в середине XVI века создать в Мехико и Мичиоакане поселения Санта Фе, которые бы управлялись специально созданными  католическими ордонансами, исходил из принципа мессианского оправдания. Он считал, что индейцы – природные христиане, обладающие уникальными морально-этическими качествами, которые составляют основу католической веры и поэтому для них стоит организовать такой уклад жизни, который будет гарантировать им равенство и справедливость. «Первые христиане», пребывающие еще в Золотом веке – считал Кирога – не будут противиться искренней заботе о них, приобщению к Богу. Его «Правила и ордонансы» решали также и социально-экономические, бытовые вопросы жизни индейцев. Он считал, что для них необходимо организовать города и привить навыки политической жизни. В свое время, Кирога занимал пост судьи королевской аудиенсии и не понаслышке знал о положении дел в колонии. Он и сам активно участвовал в выработке официальной линии поведения Испании на «новой земле».  

Так же обосновывалась политика испанской короны и в государстве иезуитов в Парагвае. Проект этого государства основывался на «Городе Солнца» Кампанеллы. В 1611 году иезуиты получили монопольное право на учреждение миссии в Парагвае. Это было выгодно для Испании, которая стремилась вовлечь завоеванные земли в систему колониальной политики, проводимой под эгидой Божьей воли. А в 1645 году иезуиты получили привилегию на невмешательство светской власти в свою  политику. Местное племя гуарани охотно крестилось, все члены редукции, особого поселения для крещенных, работали на ее благо, с большим интересом обучались разного рода искусствам. Местному населению не приходилось учить испанский язык, иезуиты создали азбуку языка гуарани. Стоит отметить, что именно на этом примере подтверждается та позиция, которую провозгласила империя: ненасильственное обращение туземцев в христианскую веру.  

Все  это можно считать продолжением «политики крестовых походов», а затем и конкисты, когда для решения определенных политических задач, прибегали к идее спасения верой. Важно то, что духовенство активно содействовало покорению новых земель от начала и до конца существования колониальной империи.

Томас Мор (1478 – 1535), стоявший на позиции естественно-правового «прикрытия» экспансии, полагал, что в случае перенаселения острова, можно не пренебрегать соседними территориями. Он писал: «Если народная масса увеличится более надлежащего на всем острове, то они (жители острова) выбирают граждан из всякого города и устраивают по своим законам колонию на ближайшем материке, где только у туземцев имеется излишек земли, и притом свободной от обработки; при этом утопийцы призывают туземцев и спрашивают, хотят ли те жить вместе с ними.<…>Утопийцы признают вполне справедливой причиной для войны тот  случай,  когда какой-либо народ, владея попусту и понапрасну такой территорией, которой  не пользуется сам, отказывает все же в пользовании и обладании ею другим, которые по закону природы должны питаться от нее»#.

Мысль о рациональном использовании территории развил Томас Скидмор (1790 – 1832) — член Нью-Йоркской «партии трудящихся». Он планировал социальное переустройство штата, страны, которое, по его мнению, должно начаться с победой, созданной им рабочей партии Нью-Йорка, на выборах. Его главный труд «Права человека на собственность» отразили идеи, которые он пытался воплотить в программе «партии трудящихся». Томас Скидмор считал, что каждый человек имеет право на свой равный с другими клочок земли в любой части земного шара. Он пишет: «Бессмысленно уверять, будто индейцы были безусловными и правомочными владельцами земли, а, следовательно, любая сделка с ними являлась, так сказать, законной куплей. Без согласия остальных наций индейцы не могли владеть всей страной и не имели прав на нее». Таким образом, он объясняет неправомерность притязаний малочисленной нации на огромную территорию. Соответственно и права индейцев ущемлены не были. «Ведь нации – поясняет Скидмор – это люди, их образующие, но не земля, не владения, не собственность, которыми нации располагают».

Существует также коммерческий тип обоснования экспансии. Здесь во главу угла ставятся экономические права местного населения. К примеру, Роберт Джонсон  — член Ост-Индской и Виргинской компаний, написавший памфлет  «Новая Британия: чрезвычайные выгоды от колонизации Виргинии»# считал, что  индейцев нужно обеспечить работой в первую очередь, тогда как охотнее брали выходцев Старого Света, «которые не находя (дома) работы, чтобы выбиться из нужды, предаются преступности и разврату». Помимо материальной выгоды, индейцы будут развиваться в духовно-культурном плане. А тесное общение с европейцами поможет им быстрее приобщиться к цивилизации и снимет нарастающую напряженность. Индейцы получат лучшие условия, чем те, в которых они живут.

Таким образом, можно выделить  три основных типа «идеологического прикрытия» колониальной политики XVI – XVII веков: мессианский, естественно-правовой и коммерческий. Помимо них существует еще много видов оправданий экспансии Старого Света, к примеру, таких, как «Миссия белого человека», которые были распространены в XVIII – XIX веках. Все они так или иначе существовали на протяжении длительного времени, меняя лишь «окрас», чтобы приспособиться к определенной ситуации. Вызваны были эти перемены в оправданиях разными целями и господствующими в те времена представлениями,  но смысл их всегда сводился к знаменитому тезису Руссо: «мы силой заставим человека быть свободным».

 

Публикаторская деятельность Главархива Москвы

на современном этапе

Е.В. Ткачева

(РГГУ)

 

1. На сегодняшний день Главархив Москвы является одним из крупнейших архивных учреждений Российской Федерации. Под эгидой Главархива Москвы – семь центральных архивов столицы, большинство из которых возникли в XX вв., однако хранящаяся там документация нередко восходит к XVIII – XIX вв. В архивах суммарно хранится 27 568 фондов (более 13 млн. ед. хр.).

2. Эти семь архивов: Центральный исторический архив Москвы (его предшественник существовал с конца XVIII в.), Центральный архив города Москвы (образован в 2005 г. на основе существовавшего с 1930 г. архива), Центральный архив научно-технической документации Москвы (существует с 1993 г.), уникальный Центральный московский архив-музей личных собраний (организован в 2003 г.), Центральный архив общественно-политической истории Москвы (реогранизован в 2005 г. из существовавшего с 1993 г.), Центральный архив документов о трудовой деятельности граждан города Москвы (с 2008 г.) и столичный Центральный архив электронных и аудиовизуальных документов Москвы (с 2008 г. на базе существовавших ранее). Кроме того, в состав Главархива входят 9 специализированных центров, 10 архивных отделов и 11 отделов кадровой документации.

3.Поток истории един и неразрывен, и любая документальная публикация, претендующая на воскрешение исторического времени, всегда является результатом освоения огромного информационного пространства. Документы центральных архивов Москвы исторически взаимосвязаны и составляют единый архивный фонд города. Одна из основных функций Главархива Москвы – публикация документов архивного фонда города, справочно-информационной литературы о его составе и содержании, издание исторической литературы и научно-практических пособий.

Этому подчинена структура Главархива Москвы, при котором в декабре 1992 г. был создан Центр научного использования и публикации архивного фонда (далее ЦНИиПАФ)#, и почти одновременно собственное издательство – «Мосгорархив», которое в 1993 г. получает лицензию на издательскую деятельность. Полугодием позже Правительство Москвы утверждает программу и основные направления совершенствования архивного дела#. Все это стало фундаментом развития публикаторской деятельности Главархива Москвы, которая носит, прежде всего, научно-популярный характер.

4. Появление собственного издательства существенно стимулировало публикаторскую практику. Если в отчетах за 1988-1990 годы сведения о документальных сборниках вовсе отсутствуют, то к 1995 году Главархивом Москвы было издано около 10 сборников, а в 90-е годы опубликовано свыше 90 изданий вообще. Продолжается эта работа и сейчас. Всего до 2010 г. только сборников документов и публикаций мемуаров было подготовлено около 50, а также надо учитывать многочисленные научно-популярные, монографические и учебные (хрестоматии) издания, в которых публиковались исторические источники. Таких изданий мы насчитали, с 1995 г. по 2010 г., более 25.

5. Основная проблематика документальных публикаций Главархива связана с изданием документов патриотической направленности и московедением в самом широком смысле: жизнью знаменитых москвичей и судьбами известных столичных династий, памятниками истории и культуры, культурной и духовной жизнью древней российской столицы. При этом основным видом   публикации является тематическая. В целом, научно-популярные документальные издания занимают в археографической практике Главархива порядка 95 %, в то время как на пофондовые и повидовые издания за все годы приходится не больше 5 %.

6.  Одним из приоритетных направлений формирования публикаторской деятельности Главархива Москвы стал выпуск изданий, основанных на мультимедийных технологиях – электронные публикации исторических документов, фото- и фонопубликации. Первым таким проектом стал подготовленный в 2000 г. мультимедийный продукт «От Кремля до Рейхстага» (совместно с Республиканским мультимедийным центром), посвященный Великой Отечественной войне. С помощью средств мультимедиа можно пройти по залам ряда музеев, увидеть раритетные документы, фотографии и кинохронику. Диск содержит фото- и кинодокументы (около 1200 редких фотографий, уникальных документов, свыше 120 хроникальных видеофрагментов) о подвигах наших воинов, труде на фронте и в тылу. На нем представлены образцы бронетехники, авиации, оружия, форма и награды воюющих сторон. Все документы объединены в виртуальные рассказы: «Советский строй: народ и власть», «Идеология нацизма», «Накануне Мирового пожара», «Катастрофа 1941 года», «Фронт за линией фронта», «Будни тыла», «У войны не женское лицо», «Победный май» и другие – всего 31 новелла. Пользователь сам задает последовательность просмотра новелл, помещая нужные фотографии в «патронташ» в нижней части экрана, в сопровождении дикторского комментария и фоновой музыки, проходит череда полноэкранных фотоизображений, видеофрагментов, плакатов, писем с фронта, военных карт, фотокопий приказов и газет. В любой момент можно приостановить рассказ и изучить дополнительные материалы о воюющих сторонах. Ориентироваться в громадном количестве фактов пользователю помогают «Хронологическая шкала» и «Словарь основных терминов».

Другим электронным проектом стала посвященная 65-летию сражению за столицы электронная публикация «Битва за Москву». В основу мультимедиа-диска положены документальные материалы, которые отражают каждый день войны – с 22 июня 1941 года по 30 апреля 1942 года. На виртуальных «страницах» публикации можно познакомиться со сводками Совинформбюро, официальными документами (приказами, распоряжениями), дневниками, воспоминаниями, письмами, фотографиями, кинохроникой и звуковыми материалами обеих воюющих сторон, картами боевых действий.

7. Еще одной юбилейной публикацией – к 65-летию подмосковной битвы – стал аудиопроект «Незабываемое», в основе которого лежали архивные фонодокументы времен Великой Отечественной войны и записанные позднее воспоминания участников. Четырнадцать с лишним часов звучания и более двухсот имен – таковы объем и представительность документальной звуковой антологии. Но это лишь фрагменты больших звуковых полотен воспоминаний ветеранов, записанных на магнитных лентах и компакт-дисках, хранящихся в Центральном архиве электронных и аудиовизуальных документов Москвы, а также уникальные звукозаписи из личной коллекции радиожурналиста Ирины Бедеровой, Российского государственного архива фонодокументов, НПЦ «Холокост». Репортажи военных радиокорреспондентов, голоса рядовых воинов и полководцев, воспоминания участников и очевидцев памятных событий перенесут слушателя в суровые и трагические годы и дадут ему редкую возможность услышать живое «эхо великой войны».

8. Фотодокументы, хранящиеся ныне в Центральном архиве общественно-политической истории Москвы, свидетельствуют о многих важнейших событиях жизни страны, в частности, о истории Великой Отечественной войны. Часть этих источников стала основой для книги-альбома «Репортаж из блокадного Ленинграда», снятого  военным корреспондентом газеты «Правда» Сергеем Струнниковым. Альбом − первое издание его работ. Подготовленный на основе архивных документов биографический очерк знакомит читателей с жизнью и творчеством этого талантливого и незаслуженно забытого в послевоенные годы мастера отечественной фотографии.

9. Особое место в издательской деятельности Главархива Москвы занимают международные издательские проекты. Первым из них стал совместный проект – документальный сборник «Париж-Москва. Столетие сотрудничества. 1819-1925 гг.», вышедший в 1999 г. Он был выполнен в рамках Соглашения о сотрудничестве между архивными службами Москвы и Парижа. Основным содержанием сборника стали материалы, которые свидетельствовали о жизни русских в Париже в годы Третьей Республики.  

Аналогичные договоренности существуют между Москвой и Пекином. Итогом их стало издание сборника по истории советско-китайских отношений в 1940–1960-х гг.# Его основу составили фотографии из фондов Российского государственного архива кинофотодокументов (РГАКФД), Центрального архива электронных и аудиовизуальных документов Москвы (ЦАЭиАДМ) и Центрального московского архива-музея личных собраний (ЦМАМЛС). Ряд редких фотографий был предоставлен Архивом Пекина, Центром по связям с прессой и общественностью Федеральной службы охраны Российской Федерации, музеем МГУ. Большая их часть публикуется впервые. В четырех разделах издания рассказывается о государственных визитах, военных контактах, сотрудничестве общественных организаций, о развитии народно-хозяйственных связей. Пятый раздел составили документы и фотографии из личного фонда профессора М.С. Селезнева, командированного в 1950-е гг. на преподавательскую работу в Китай. Документы воспроизводятся фотографическим способом на языке оригинала. Подрисуночные подписи даются на русском и китайском языках. Качество репродукций соответствует качеству оригиналов.

Еще одним примером трансграничных публикаций и международного сотрудничества  стал сборник документов и материалов о русско-сербских отношениях#. Эта книга получила весьма высокую оценку, фундаментальное издание по Сербии было вручено президентом Тадичем президенту России Дмитрию Медведеву во время его визита в Сербию.

10. Анализ публикаторской деятельности Главархива Москвы показывает, что все эти годы продолжается поиск новых форм и приемов издания документов, идет работа над увеличением информационной емкости публикаций,  методикой отбора документов и максимального использования выявленной информации с помощью сокращенной передачи содержания документов.

 

Школьный учебник истории в контексте идеологических кампаний послевоенного времени

(на примере «Новой истории» под редакцией В.М. Хвостова)

В.В. Тихонов

(ИРИ РАН)

 

В Советском Союзе история признавалась одной из важнейших отраслей знания. Огромное воспитательное и идеологическое влияние истории предопределило повышенный интерес к ней со стороны «власть предержащих». В этой связи значительное политическое значение приобретало создание системы школьных учебников по истории, в которых была бы представлена целостная,  отвечающая официальной идеологии, точка зрения на исторический процесс.  В последние годы правления И.В. Сталина советское общество сотрясала череда идеологических кампаний (борьба с «космополитизмом и буржуазным объективизмом», кампания по борьбе с марризмом, юбилей «Краткого курса ВКП (б)» и т.д.), оказавших огромное влияние на развитие советской историографии. В значительной степени перипетии идеологических  кампаний послевоенного времени проявились в процессе написания школьного учебника по Новой истории (1870-1918), вышедшего под редакцией В.М. Хвостова и Л.И. Зубока.

В 1936 г. вышли «Замечания о конспекте учебника Новой истории», авторами которых были И. Сталин, С. Киров и А. Жданов.  На основе этих предписаний писались монографии, коллективные труды и учебная литература. От них отталкивался и авторский коллектив Института истории АН СССР (И.С. Галкин, Л.И. Зубок, Ф.И. Нотович) под руководством В.М. Хвостова, получивший заказ написать учебник по новой истории 1870-1918 гг. Школьный учебник писался довольно долго, каждая оценка или характеристика тщательно подбирались. В целом он был закончен еще до войны. Написанный в русле идеологических стандартов того времени, учебник значительное внимание уделял разоблачению колониальной политики «империалистических стран», в первую очередь Англии. Но во время войны, когда эти «империалистические страны» стали союзниками СССР,  у авторов потребовали смягчить риторику. Из текста были убраны слова «захваты» и «захватническая политика»  Великобритании и США (АРАН, Ф. 1667. Оп. 1. Ед.хр. 512. Л. 4.).  

Наконец, в 1946 г. учебное издание под редакцией В.М. Хвостова и Л.И. Зубока увидело свет. Учебник получил гриф Института истории и министерства образования. Следуя предписаниям «Замечаний о конспектах школьных учебниках» (1936), авторы начинали учебник с франко-прусской войны и Парижской коммуны. Они в целом соблюли предъявленные к ним требования. Важным элементом текста были цитаты классиков марксизма-ленинизма (с преобладанием сталинских). В учебнике всячески подчеркивались признаки «кризиса капитализма», огромное внимание уделялось рабочему движению.

Но вскоре политическая ситуация изменилась. Набиравшая силу конфронтация с западными странами, а также желание подавить ростки инакомыслия, привела к череде идеологических кампаний. В  газете «Культура и жизнь» (официальный орган Управления пропаганды и агитации) появилась статья Н. Яковлева об учебниках по истории (Яковлев Н. О школьных учебниках по истории // Культура и жизнь. 1946. 30 ноября (16)). Значительное внимание в ней было уделено учебнику «Новая история». В статье авторы учебника критиковались за использование термина «объединение» Германии, хотя рекомендовалось использовать «воссоединение». Прозвучавшие замечания в идеологических ошибках могли дорого стоить авторам учебника. Поэтому Л.И. Зубок и В.М. Хвостов  незамедлительно послали письмо главе Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) Г.А. Александрову. В нем они  объясняли, что термин «объединение» использовался в «Истории дипломатии», удостоенной Сталинской премии, поэтому они сочли возможным его применить. Отсутствие уничижительных эпитетов в отношении английского и американского колониализма объяснили следующим образом: «Все эти и гораздо более резкие выражения имелись  в учебнике, подготовленном еще до войны. Однако, когда во время войны учебник перерабатывался перед сдачей рукописи в набор, нам было предложено директивными органами смягчить тон в отношении Англии и США и наши формулировки были соответственно изменены» (АРАН Ф. 1667. Оп. 1. Ед.хр. 512. Л. 4.).  

Учитывая то, что учебник был предназначен для 9 класса общеобразовательной школы, Министерство просвещения организовало его широкое обсуждение. Наиболее активному обсуждению было подвергнуто третье издание 1948 г. В адрес авторов, кроме нередко вполне уместных замечаний методического характера, прозвучала серия и политических обвинений, главным из которых стало типичное для того времени обвинение в объективизме. Подобный поток критики привел к тому, что учебник необходимо было постоянно переписывать. В него добавлялись антиамериканские и антианглийские мотивы. Кардинально, а главное идеологически верно, поменялся раздел о техническом развитии в последней трети XIX в. Если в первом издании рассказывалось об открытиях Дизеля, Рентгена, Маркони и т.д. То теперь провозглашался приоритет русских изобретателей. Иностранные фамилии исчезли вовсе: из текста складывалось впечатление, что только русские ученые и изобретали что-то в то время. Раздел был наполнен описаниями работ П.Н. Яблочкова, А.Н. Ладыгина, И.Ф. Усагина, А.С. Попова и т.д.  Была добавлена актуальная глава по истории славянских стран. В учебнике всячески подчеркивалась роль рабочего движения в истории. Новой чертой, характерной для  пропаганды «советского патриотизма», стало выпячивание значения русского рабочего движения и лично роли его вождей – В.И. Ленина и И.В. Сталина. Так, утверждалось, что после смерти Ф. Энгельса в 1895 г. «знамя борьбы за диктатуру пролетариата поднимают Ленин и Сталин» (С.126). При этом Сталин в духе «Краткого курса ВКП (б)» изображается как равный Ленину идейный и организационный лидер партии. Заканчивалась книга  констатацией, что на смену капиталистической системе приходит новая, социалистическая, нашедшая выражение в СССР.   

Таким образом, под давлением изменившейся конъюнктуры в учебнике были изменены многие характеристики и смещены акценты. В таком виде он более удовлетворял идеологов, что снизило накал критики. Успокоению страстей вокруг книги способствовала и смерть И.В. Сталина и постепенное затухание проходивших кампаний.

Но на этом переделки книги не завершились. Через некоторое время после XX съезда из книги были удалены все цитаты Сталина. В таком виде учебник был востребован даже за границей, в частности, в Чехословакии.  Несмотря на то, что в дальнейшем учебник был заменен новым стереотипным изданием (вновь под редакцией В.М. Хвостова), ему суждено было стать прообразом для всех учебных пособий по новой истории. Именно в этом учебнике были апробированы периодизация, оценки событий и личностей, приемы изложения, ставшие классическими и продержавшиеся в учебной литературе вплоть до распада СССР.

 

Политические идеи лидеров национально-освободительного движения в Ирландии в первой половине XIX в.

Д.А. Хворов

(МГУ)

Ирландский вопрос в первой половине XIX века, в сущности, заключал в себе две проблемы. Первая – проблема эмансипация католического населения, которое было сильно урезано в политических правах. Вторая проблема носила экономический характер и была вызвана, прежде всего, несправедливыми условиями Унии, подписанной в 1800 г, между Ирландией и Великобританией. Этот договор насильно заставлял Ирландию двигаться по аграрному пути развития и уничтожал зарождавшуюся ирландскую промышленность. А, учитывая тот факт, что население Ирландии за первые 40 лет XIX века выросло почти в два раза, на острове резко обострился земельный вопрос. Кроме того, недовольство широких народных масс вызывала необходимость уплаты католическим населением, составлявшим 9/10 всех жителей острова, церковной десятины Ирландской англиканской церкви, имевшей статус государственной. Нужно отметить, что стремление освободится от уплаты десятины всегда заботило крестьянское население Ирландии гораздо больше, нежели абстрактные разговоры об эмансипации католиков, поэтому в первой половине XIX века в Ирландии вели подпольную деятельность множество тайных крестьянских объединений, в частности: «Черноногие», «Белоногие», общество «риббонитов» («Ribbon Society»), и др.

Так что в целом протестные движения в Ирландии в первой половине XIX века можно разделить на две группы. Первые, те, что были санкционированы правящими кругами и буржуазией и вторые, созданные непосредственно самими крестьянами и поддерживаемые лишь небольшой группой революционно настроенной интеллигенции.

Я же остановлюсь на изучении первой группы движений, поскольку именно ими были разработаны и выдвинуты более или менее целостные политические идеи, и именно они задавали тон всего протестного движения в Ирландии.

После кровопролитного восстания 1798 г. тема национально-освободительной борьбы в Ирландии, казалось, была закрыта раз и навсегда. Однако очень скоро борьба ирландского народа за свою независимость возобновилась с новой силой. Католическая ассоциация, созданная в 1823 г., стала первой организацией, ознаменовавшей политический подъем на острове. Историческим предшественником ассоциации являлся Католический комитет, основанный еще в XVIII в. Премьер-министр У. Питт-младший обещал провести одновременно с Унией эмансипацию католиков, однако ввиду ряда обстоятельств слова не сдержал. «Ирландские протестанты, например, были против предоставления прав католикам, т.к. это приведет к разрушению установленной церкви и перераспределению земельных владений. Англичане опасались усиления власти папства (контакты с Римом по их мнению не несли в себе ничего хорошего)»#. Таким образом, нерешенный католический вопрос создал весьма напряженную обстановку на острове, и прежде всего в среде буржуазии рассчитывавшей получить право избираться в парламент.

Возглавил католическую ассоциацию Даниэль О’Коннелл: личность воспринимаемая как современниками, так и последующими поколениями крайне неоднозначно. Будучи рожденным в небогатой семье, он получил огромное наследство от своего дяди-землевладельца, что позволило ему целиком посвятить себя политической борьбе. Кроме того, будучи блестящим оратором и агитатором, способным собирать многотысячные митинги, О’Коннелл никогда не принимал революционных и насильственных методов борьбы.  Прозвище «Освободитель» и «Великий нищий» — относились так же к О’Коннелу. Несомненная заслуга О’Коннела  заключалась не только в том, что ему удалось возобновить активность католических масс, но и «изобрести» новые формы движения, создать совершенно особую организацию. Наблюдая за безуспешными попытками малочисленной группы депутатов от Ирландии провести билль об эмансипации через парламент, он решил избрать другую тактику. Новая организация призывала к сотрудничеству всех католиков. Для получения необходимых денежных средств, Ассоциация ввела «католическую ренту», добровольные пожертвования членов организации и ее сторонников. Создавался не только единый католический фонд, но и корпоративный католический дух. Способом сближения людей и местом выдвижения требований стали многотысячные митинги. В результате деятельность О’Коннела возымела действие, и католики получили пассивное избирательное право (1829 г. — «Акт о допущении католиков в парламент, на высшие государственные должности и на судебные посты»).

Добившись эмансипации католического населения Ирландии О’Коннелл по праву снискал всенародную славу и уважение. Будучи членом английского парламента, он стал настойчиво продвигать идею об отмене Унии. Правительство Англии в тот момент возглавляли виги, так что создавались неплохие предпосылки для проведения широких реформ. Однако в 1841 г. вигов в английском правительстве сменил торийский кабинет Р. Пиля. Программа реформ была свернута, в правящих кругах Великобритании вновь возобладали консервативные настроения. Понимая это О’Коннелл создает Ассоциацию «рипила» (Repeal Association), целью которой становится отмена Унии. О’Коннеллу смысл отмены Унии видится в восстановлении законодательной независимости Ирландии. За основу движения была взята методика, прошедшая апробацию в годы борьбы за эмансипацию, однако механическое использование опыта времен эмансипации не соотносилось с новыми условиями. В частности рипилеровская рента была слишком высока,  церковь отказалась поддержать новую организацию, ввиду настороженного отношения к тем организациям, которые своей целью ставили изменение государственного строя. А массовые акции уже не имели того действия на британское общество как раньше. К концу 40-х ассоциация фактически прекратила свое существование.

Именно в это время в рядах ассоциации выделяется группа молодых политиков (Чарлз Гевэн Даффи, Джон Влейк Диллон и Томас Осборн Дэвис) создавших движение «Молодая Ирландия». Это была организация, созданная по образцу «Молодой Италии» и «Молодой Германии». На первых порах ее лидеры практически не занимались политикой и были озабочены главным образом «возрождением национального духа Ирландии». Ими была разработана концепция «культурного национализма». Однако голодные годы (1845-1847) заставили лидеров «Молодой Ирландии» во многом пересмотреть свои взгляды в сторону их радикализации. В частности они критиковали категорический отказ О’Коннелла от силовых методов борьбы, что в конечном счете и привело к отсоединению «Молодой Ирландии» от Ассоциации «рипила».

Однако и в самой «Молодой Ирландии» не было единства относительно форм и методов борьбы. Особенно эти споры усилились после смерти О’Коннела в мае 1847 г., чей авторитет не давал окончательно рассыпаться движению за отмену Унии. Например, Чарлз Даффи не раз подчеркивал, что борьба должна вестись не на классовой, а на национальной основе, с опорой на буржуазию. В противовес ему Джон Митчел, пожалуй, наиболее радикальный борец за отмену Унии, настаивал на всеобщем вооружении народа и восстании с опорой на низы. Данные споры привели к тому, что часть членов «Молодой Ирландии» создали новую организацию Ирландская конфедерация, целью которой была так же отмена Унии. Радикальные круги конфедерации постоянно подталкивали ее членов к осуществлению восстания. Февральская революция 1848 г. во Франции была воспринята как сигнал к действиям. Со всех сторон звучали призывы к народу вооружаться.Однако разруха, царившая на всем острове после трех голодных лет, плохая организация, а также жесткие превентивные действия правительства по аресту руководителей конфедерации не позволили осуществиться этим планам.  В итоге все ограничилось несколькими разрозненными выступлениями.

Подводя итог национально-освободительному движению в Ирландии в первой половине XIX века можно сказать, что были достигнуты значительные успехи. В частности предоставление пассивного избирательного права католикам (пусть и с высоким имущественным цензом) свидетельствовало о постепенном размывании политики дискриминации коренного населения Ирландии по религиозному признаку.  В тоже время из-за невозможности отмены Унии продолжала усиливаться экономическая зависимость Ирландии от Англии (пагубное действие Унии особенно проявилось во время голода 1845-1847 гг., когда только по официальным данным погибло около 1 млн. человек).

  

Из истории отечественной археографии XX века.

А. А. Сергеев и А. А. Шилов:

новые материалы к научной биографии археографов

А.А. Шаров

(РГГУ)

 

1. История отечественной археографии не столь богата именами выдающихся деятелей, историков-публикаторов, как целый ряд других исторических наук. Однако имена и судьбы археографов позапрошлого столетия более известны, чем века прошлого. Учитывая сложные, трагические повороты отечественной исторической науки в ХХ веке, это неудивительно. Тем актуальнее обращение к именам таких известных археографов, библиографов и историков, начавших свой профессиональный путь до революции 1917 года, как Александр Александрович Сергеев и Алексей Алексеевич Шилов.   

Немаловажно, что оба они, вместе с таким признанным авторитетом в области археографии как Сигизмунд Натанович Валк, трудились в стенах Историко-архивного института. Но если о С.Н. Валке существует немалая литература, воспоминания его учеников, то труды и чисто человеческий облик А.А.Сергеева и А.А. Шилова известны гораздо меньше.  

2. А.А. Сергеев и А.А. Шилов пережили годы Гражданской войны, прошли по краю репрессий сталинского периода, не сломались, но смогли потрудиться во благо отечественной науки и обогатить ее. Сближает имена А.А. Сергеева и А.А. Шилова работа в редакциях журналов «Красный архив» и «Архивное дело», где А.А. Сергеев исполнял обязанности ответственного секретаря, а А.А. Шилов участвовал в редактировании этих журналов#. Оба они активно занимались проблемами археографии, оставив не только десятки публикаций, но, самое главное, — теоретические наработки в этой области.  

3. Основу настоящей работы составили литература по истории исторической науки, археографии и архивного дела, а также новые архивные документы. Существенную помощь оказал электронный учебно-методический комплекс  «Российские архивы: история и современность» Т.С. Волковой, Е.В. Старостина и Т.И. Хорхординой#. Расширению поиска информации о А.А. Шилове способствовала книга И.Ф. Петровской «В конце пути»#, статьи и работы А.В. Ратнера. В работе использовалась учебная литература по археографии и истории,  архивного дела#.

Большую ценность для освещения темы имели архивные документы, многие из которых впервые привлекались для исследования. Эти источники были обнаружены нами в: Государственном архиве Российской Федерации, в фонде Главархива (автобиографии А.А. Сергеева и А.А. Шилова, заполнявшиеся при приеме на работу, списки трудов ученых, составленные ими собственноручно); Российском государственном военном архиве, где была обнаружена информация о военной службе А.А. Сергеева (список красноармейцев 3-го московского караульного полка, в котором он числился в 1919 – 1920 гг.); Архиве Российской Академии наук, в личном фонде Ил.Л. Маяковского, (переписка с А.А. Сергеевым, изучение которой дало представление о характере работы, которой занимался Александр Александрович, его взаимоотношениях не только с Ильей Лукичом, но и с А.А. Шиловым, целым рядом др. историков); Центральном московском архиве-музее личных собраний, в личных фондах многолетнего заведующего кафедрой археографии нашего института  М.С. Селезнева и доцента кафедры Д.М. Эпштейн (выступление М.С. Селезнева с «идейной» критикой одной из работ А.А.Сергеева, а также сведения о педагогической деятельности А.А. Сергеева по воспоминаниям Д.М. Эпштейн и бережно сохраненная ей рецензия А.А. Сергеева на труд А.А. Шилова «Руководство по публикации документов XIX и начала XX вв.»). Однако надо учитывать, что в архивах, в том числе и в московских, находится еще немало документов, непосредственно к жизни этих ученых.

4. Александр Александрович Сергеев родился 26 февраля 1886 г. в селе Вознесенск Таврической губернии# в семье медицинских работников. Его отец – земский фельдшер, умер в 1897 году, а мать – в 1915 году#. По социальному статусу Александр Сергеев числился мариупольским мещанином. Был отчислен из Екатеринославской духовной семинарии за участие в беспорядках в 1903 году#. После переезда в Москву становится студентом историко-филоло-гического факультета Московского университета,  где его наставником был А.С. Лаппо-Данилевский, а с октября 1914 г. является внештатным сотрудником отдела описания документов XVII века Московского Главного архива министерства иностранных дел#. Работа эта так увлекла молодого историка, что он отказывается от приглашения остаться при университете для подготовки к профессорскому званию, продолжая работу в архиве вплоть до 1919 г.

5. В конце 1918 г.  А.А. Сергеев был призван в 82-й Рабоче-крестьянский полк, но через месяц освобожден по слабости зрения. В апреле 1919 г. А.А. Сергеев ушел служить красноармейцем в первый караульный батальон# 3-его Московского караульного полка, что подтверждают документы фонда этого полка в РГВА#.

6. После образования Архива Октябрьской революции А.А.  Сергеев с сентября 1920 г. начал там свою многолетнюю работу; в 1922 г., по рекомендации Д.Б. Рязанова#, был зачислен в штат сотрудников научно-теоретического отдела Центрархива на должность ученого секретаря.

7. С 1925 г. А. А. Сергеев становится бессменным ответственным секретарем журнала «Архивное дело», с 1927 г. – и журнала «Красный архив», по совместительству – доцент историко-этнологического факультета МГУ.

8. «Академическое дело» не могло не затронуть А.А.Сергеева, так как он был связан со многими известными историками – «фигурантами» этого провокационного процесса. В результате в 1930 году он, как тогда писали, «прошел  чистку советского аппарата»#, что, однако, не помешало ему затем стать членом бюро Секции научных работников ЦАУ СССР. Немалую роль в этом сыграли его публикации, связанные с семьей последнего императора#.

9. Со дня основания Историко-архивного института, с 1931 г., А.А.Сергеев  читал здесь курс лекций «Методика публикации исторических документов». К 1935 г. относится появление его статьи «К вопросу о разработке правил  издания документов ЦАУ СССР», которая стала едва ли не первым обращением к вопросам издания документов ХХ века. Наверное, единственным моментом, отвернутым временем, стало предложение о помещении в легенду резолюций документа. А.А. Шилова затем писал: «Никаких контрольных сведений резолюция не дает. Поэтому  место ей не в легенде, а после текста всего документа, поскольку она не является составною частью последнего».

10.  А.А.Сергеевым в период работы в «Красном архиве» было подготовлено к печати огромное количество документов. При его непосредственном участии вышло 66 номеров «Красного архива» и 31 – «Архивного дела». Он оставил после себя более 70 печатных работ по истории революционного движения, напечатанных в журналах «Красный октябрь», «Историк-марксист», «Каторга и ссылка», «Печать и революция» и др.

11. Александр Александрович Сергеев умер 29 сентября 1935 года в Кисловодске, вероятно, от туберкулеза. Его супруга по ходатайству ГАУ лишь полгода получала академическую пенсию как вдова ученого – из-за «отсутствия революционных заслуг» у А.А. Сергеева.

12. Жизнь и труды Алексея Алексеевича Шилова известны большинству лишь по небольшим статьям в энциклопедиях, где говорятся самые общие сведения.    

Будущий замечательный отечественный ученый родился 13 (25) августа 1881 г. в Петербурге в семье писца адресной экспедиции. Мать А.А. Шилова была швеей дамского белья и шила перчатки. Несмотря на скудный достаток, Алексей поступил во Введенскую гимназию в Петербурге, а затем стал студентом историко-филологичес-кого факультета Петербургского университета. Его наставниками в студенческие годы были известнейшие профессора И.А. Шляпкин, А.Н. Веселовский и А.С. Лаппо-Данилевский: в кружке последнего по изучению древнерусских актов Шилов работал  до 1920 г. – до смерти А.С. Лаппо-Данилевского. Как потом писал сам А.А. Шилов, «если чему-нибудь научился, то получил это от Лаппо-Данилевского». Занятия древнерусской литературой и фольклором стали основой для защиты им диссертации, а затем и получения стипендии 2-го Отделения Академии наук.

13. С 1906 года А.А. Шилов начинает свою многолетнюю преподавательскую деятельность в ряде средних учебных заведений (Смольном институте, Еленинском, Екатерининском, частных гимназиях), одновременно подрабатывая лектором в обществе народных университетов.

14. Все эти годы он работает в области библиографии, где его основным наставником и коллегой с 1905 года становится С.А. Венгеров. В 1915 г. он выдвинул идею создания Литературно-библиографический института, который и  был создан в октябре 1916 г., причем А.А. Шилов стал одним из его основателей и первым ученым секретарем. Кроме того, с 1905 года по идее С.А. Венгерова было начато издание Словаря русских писателей и ученых, где А.А. Шилов являлся редактором и корректором. До 1917 гг. он подготовил к печати 2, 3, 4 и 5 тома.  

15. Профессиональные занятия привели А.А. Шилова к занятиям политической историей, а после знакомства ученого с архивом бывшего 3-го Отделения С.Е.И.В. Канцелярии и Департамента полиции он стал помощником управляющего вновь образованного в 1918 г. Историко-революционного архива. По инициативе Шилова архив приступил к выявлению и каталогизации агитационной литературы. Как писал он затем в автобиографии, «мои работы по истории революционного движения шли и идут до сих пор в двух направлениях. С одной стороны «60-ые годы» и «1905 год», с другой — работая по библиографии с 1904., я после 1917 года стремился создать специальную историко-революционную библиографию. До сих пор удалось сделать две большие работы, первая – «Что читать по истории революционного движения», первый опыт революционной библиографии, и вторая – организовать словарь участников революционного движения. Вышло семь больших томов, печатаются и подготавливаются к печати пять-шесть томов. Если позволит время, хотелось бы дать несколько томную хронику русского дореволюционного движения».  

16. В 20-е годы шло активное сотрудничество историка с целым рядом журналов, где публиковались его работы: «Былое», «Голос минувшего», «Книга и революция», «Вестник театра и искусства», «Музей революции», «Дела и дни», «Борьба классов», «Русское прошлое», «Красная летопись», «Красный архив», «Звезда». С 1922 по 1924 гг. он – помощник редактора журнала «Былое». В 1924 г. – секретарь редакции журнала «Борьба классов». С 1926 г. –  вместе с Н.Л. Сергиевским был ленинградским представителем редакции журнала  «Красный архив», издаваемого Центрахивом.  

17. «Академическое дело» 1929-1930 гг. затронуло целый ряд отечественных ученых. В итоге в 1930 г. Алексей Алексеевич, который был «правой рукой» одного из ведущих «фигурантов» процесса С.Ф. Платонова#, почти 5 месяцев провел в тюрьме, был уволен с работы в Ленинградском управлении Госархивом (УЦГАЛ). Выйдя из заключения, А.А. Шилов сосредотачивается на работе в архиве, с февраля 1933 г. является заведующим сектором публикаций при научно-исследовательском кабинете ЛОЦИА и научным редактором. Благодаря А.А. Шилову в 1933 году был реализован замысел по изданию путеводителя по фондам Ленинградского отделения Центрального исторического архива (ныне РГИА).

18. Едва ли не главным делом жизни А. А. Шилова стала разработка «Правил по подготовке к изданию документов нового времени (XIX-XX вв.)», которые в 1935 г. были напечатаны в качестве приложения к книге Г.А. Князева «Теория и техника архивного дела»#. В связи с этой работой в ноябре 1938 г. он был приглашен директором Историко-архивного Института  К. О. Гулевичем в Москву. Под грифом Историко-архивного института в 1939 году издается его «Руководство по публикации документов XIX и начала XX вв.»#, в которое включается рукопись «Теория и техника публикации документов», законченная еще в 1936 г., и тексты лекций по археографии, которые Шилов читал в ИАИ вместо умершего А.А. Сергеева. Работа А.А. Шилова стала первым основательным нормативно-методическим документом в области практической археографии нового времени, охватывая вопросы, связанные с публикацией документов последнего периода.  

16. После смерти жены в 1928 г., а затем и дочери, уже на закате жизни, в конце 30-х годов, судьба одарила Алексея Алексеевича встречей с Ираидой Федоровной Петровской, которая стала его супругой, несмотря на значительную разницу в возрасте. Во время блокады Ленинграда А.А. Шилов жил и работал в ЛОЦИА. Во многом ему помогала И.Ф. Петровская, отрывая от себя крохи еды, однако из-за недоедания у него обострилась болезнь сердца, а сильнейший грипп окончательно подорвал здоровье. Ученый умер 6 января 1942 г.#, до последнего момента, по воспоминаниям Ираиды Федоровны, веря в победу. Ираида Федоровна впоследствии стала известным архивистом, кандидатом наук, защитив диссертацию в Историко-архивном институте. Она же хранит часть архива А. Шилова#. Часть рукописей ученого и его переписки находятся в архивах, но в большинстве они погибли в блокадном Ленинграде.

17. В трудах А.А. Шилова и А.А. Сергеева значительное место уделяется приемам и методам публикации источников, что способствовало появлению новых подходов к публикации различных видов источников, разработке вопросов выбора и передачи текста, составления заголовков и легенд к документам, разработки научно-справочного аппарата, систематизации документов в издании. Благодаря этим ученым был сделан переход к систематической подготовке и выпуску фундаментальных серийных изданий документов.

Наконец, они внесли существенный вклад в становление преподавания археографии в стенах МГИАИ, заложив научные основы этой дисциплины.  

 

Революционное народничество и генеалогия большевизма в советской историографии 1920-х годов

О. Шемякина

(РГГУ)

 

Проблема истории революционного движения и поиск предшественников большевизма были одной из центральных тем, волновавших советскую историческую мысль 1920-х гг. Это отнюдь не случайно, ведь новому режиму требовалось создать «свою» историческую традицию, а историкам, многие из которых в прошлом сами были революционерами, определить свои отношения с доминирующей политической идеологией. Эти «генеалогические» размышления коснулись, прежде всего, революционного народничества 1860-1870-х гг. – движения, которое хотя и вписало одну из самых ярких страниц в историю революционной борьбы в России, но все-таки еще в недавнем прошлом являлось главным врагом русского марксизма. 

Тема изучения советскими историками революционного народничества в довоенный период на уровне историографических обзоров разбиралась в литературе 1960-1990-х гг. не один раз: В.Ф. Антоновым, Н.А. Троицким, С.С. Волком, М.Г. Седовым были выявлены наиболее значимые работы и дискуссии 1920-1930-х гг. по истории народничества. Особенно хотелось бы отметить вклад в изучение историографии народничества М.Г. Седова, так как ему удалось обнаружить те партийные документы и выступления руководителей СССР, которые напрямую повлияли на свертывание изучения народничества в 1930-е гг. Серьезному архивному исследованию было подвергнуто лишь одно наиболее знаковое явление в историографии революционного народничества 1920-1930-х гг. – дискуссия о «Народной воле», которой посвящены работы А.И. Алаторцевой (1990) и А.Н. Худолеева (2008). Однако представляется, что в существующей литературе недостаточное внимание уделено методологическим и идейным аспектам историографии народничества, ее обусловленности внешними факторами.

Разумеется, в 1920-е гг. о принципиальных противоречиях между марксизмом и народничеством не забывали, но критика народничества, как правило, уходила на второй план, уступая место стремлению выстроить связь между двумя социалистическими учениями. Чаще всего в историографии 1920-х гг. «предвозвестниками» большевизма объявлялись так называемые «русские якобинцы» – Зайчневский, Нечаев и Ткачев – то есть те революционеры, которые призывали к созданию централизованной партии, насильственному захвату власти и последующему установлению диктатуры. В более сложной ситуации оказались Лавров и Бакунин, которые, как считалось, в своих революционных надеждах опирались скорее на активность народных масс, чем на организованную деятельность интеллигенции. Однако советским историкам удалось обнаружить и у первого, и у второго тексты, раскрывающие «якобинский» элемент их учений.

Главную роль в «большевизации» Петра Лаврова сыграла его работа «Парижская коммуна», в которой, как утверждалось, он сумел сделать из опыта событий 1871 г. правильные тактические выводы о значении партии в революции. «Парижская коммуна» в 1920-е гг. получила широкую известность: несколько раз переиздавалась, популярные статьи с выдержками из нее и восторженными комментариями публиковались в периодике общего профиля: советские публицисты не могли не воспользоваться произведением, в котором оправдание революционной диктатуры вложено в уста идеолога пропагандистского народничества.

Таким же ключом к изменению образа Михаила Бакунина как врага всякой государственности оказались его письма к Альберу Ришару, обнаруженные В. Полонским и ставшие второй после «Исповеди» сенсацией в бакуниноведении 1920-х гг. В письмах предлагалось создать революционное правительство, обладающее вооруженной силой, что было проинтерпретировано главным «модернизатором» наследия Бакунина Ю.Стекловым как призыв к созданию диктатуры пролетариата и крестьянства. Более того, Стеклову удалось повернуть нужным для себя образом и наиболее критикуемую часть бакунинского мировоззрения – опору на крестьянство, которую он представил в качестве прототипа идеи смычки города и деревни#.

С помощью установления преемственности между народничеством и большевизмом советские историки решали, во-первых, ряд пропагандистских задач: делая большевизм наследником всех лучших революционных традиций и подтверждая правильность политики партии в прошлом и настоящем (прежде всего идей создания централизованной партии, насильственного захвата власти и революционной диктатуры) цитатами из работ народников, они придавали существующему режиму еще один уровень легитимности. Во-вторых, подобная оптика рассмотрения истории революционного движения соответствовала «телеологическому» характеру советской историографии в целом: если вся история России понималась как предыстория Октябрьской революции, то все русское революционное движение представлялось как бы бессознательно движущимся к марксизму и большевизму. В-третьих, популярность среди историков 1920-х гг., прежде всего большевиков старшего поколения, идеи участия народничества в генеалогии большевизма и русского марксизма может объясняться не только их стремлением решать современные идеологические задачи, но их личной, внутренней заинтересованностью. Многие из них в юности примыкали к народническому движению, и переход от народничества к марксизму проходил не просто на их глазах, но в их собственном сознании. Признавая ошибочность взглядов народников, свой собственный народнический опыт они ценили высоко. Поэтому вопрос о преемственности между народничеством и большевизмом не был для них исключительно научной или идеологической проблемой, это была проблема и личной памяти каждого, и коллективной исторической памяти большевиков.

Попытки вписать народничество в родословную большевизма, о которых речь шла выше, строились по единой модели: в системе взглядов в целом или отдельном тексте представителя народничества находились близкие к большевизму положения, на основании чего этот персонаж объявлялся предшественником большевизма, предвосхитившим Октябрьскую революцию, а зачастую исторический анализ идей сводился к переводу идеологии народничества на язык газетных лозунгов того времени, то есть ее модернизации. Ненаучность и публицистичность подобного метода аналогий осознавалась уже в 1920-е гг., и работы, объявляющие первым большевиком то одного, то другого представителя народничества, подвергались в печати активной критике, которая была направлена, как подчеркивали рецензенты, исключительно против метода, а не против самой идеи близости между народничеством и большевизмом.

Однако в 1920-е гг. существовали и альтернативные подходы к проблеме генеалогии большевизма, в рамках которых решалась более сложная задача проследить непосредственную преемственность идей между различными течениями революционной мысли и ее механизмы. Особенно отчетливо новые грани проблемы преемственности проявились в дискуссии «о русских якобинцах»: С. Мицкевич предлагал перевести проблему из идейной плоскости в биографическую и организационную#, а Н. Батурин призывал избегать рассмотрения происхождения большевизма исключительно как родословной интеллигентских кружков, считая, что русский марксизм был порожден в первую очередь становлением рабочего класса в России.

 

Развитие системы регионального управления

и ликвидация округов в РСФСР в 1930 г.

Е.А. Ширяев

(МГУ)

 

В 1929 г. было завершено районирование территории РСФСР, продолжавшееся с 1923 г. При проведении районирования 1929 г. была построена управленческая система, которая позволила как организовать новые административно-территориальные единицы, так и решать текущие задачи. Она обеспечивала единообразие, плановый охват, четкость в управлении, контроль над кадровым составом управленцев значительно уменьшившихся количественно административно-территориальных образований.

Построив единую схему, можно было ее менять единовременно в масштабе всей страны.

В современной историографии господствующим является представление о том, что главная причина быстрого изменения системы регионального управления, выразившегося в ликвидации округов и разукрупнении регионов в 1930-е гг., состояла в том, что поменялось видение руководством страны функционирования регионального управления.

Вопрос о том, чтобы как-то усовершенствовать систему, сложившуюся в результате районирования, был поставлен уже в апреле 1929 г., на XVI партийной конференции. В резолюциях конференции говорилось: «Поскольку узловым пунктом, где осуществляются директивы партии и Советской власти, является район, сюда необходимо перенести центр тяжести работы по улучшению и исправлению государственного аппарата».

После этого в июне-июле 1929 г. ЦК ВКП(б) и Советское правительство приняли решение об организации пяти опытно-показательных округов. Этот опыт был проведен на территории Армавирского, Челябинского, Курского, двух округов УССР и Витебского – БССР.

Решение о ликвидации округов в масштабе всей страны было принято в июне-июле 1930 г. 15 июня по инициативе Сталина на заседании Политбюро был рассмотрен этот и вопрос и признано «необходимым упразднение округов и максимальное усиление районных организаций за счет освободившихся работников окружных организаций с установлением непосредственной связи обкомов (крайкомов, национальных ЦК) с районными организациями». В качестве целей этой ликвидации были заявлены две: максимальное приближения партийно-советского, хозяйственно-кооперативного и профсоюзного аппарата к району и селу; и – укрепление областных органов (крайкомов, национальных ЦК) и превращения их в действительных руководителей хозяйственного строительства на местах.

27 июня 1930 г. на XVI съезде ВКП(б), выступая с политическим отчетом ЦК, Сталин поднял вопрос о ликвидации округов в разделе доклада, посвященного очередным задачам по сельскому хозяйству.

Важным моментом в подготовке к ликвидации округов стало совещание Комиссии ЦК ВКП(б) и делегатов 16 съезда ВКП(б) (представителей союзных республик, краев и областей) по вопросам, связанным с ликвидацией округов 11 июля 1930 г.

Через 4 дня, 15 июля 1930 г. принимается новое постановление Политбюро «О ликвидации округов». Обкомам и облисполкомам предписывалось немедленно «перейти к непосредственной связи с районами».

В этом постановлении срок ликвидации округов устанавливается – к 1 октября 1930 г., причем реформу было начать немедленно, что очевидно противоречило выступлению Сталина на XVI партсъезде, когда он заявил, что «ЦК… вовсе не думает, что это дело надо провести немедленно». Такой спешке было объяснение: для окружного партийного и советского аппарата вопрос ликвидации округов был вопросом их дальнейшей судьбы. Как справедливо указывает А.П.Воробей, «можно представить себе, какой шок пережили сотни окружных чиновников, узнав, что большинству из них придется покинуть насиженные городские должности и переместиться в неустроенную глушь районов». На совещании 11 июля председатель Исполнительного комитета Нижне-Волжского краевого Совета М.И.Хлоплянкин при обсуждении пункта из текста предложений Совещания, гласившего: «Просить ЦК Партии дать директиву крайкомам о полном закреплении существующих окружных кадров работников за районами, делая исключения только с ведома ЦК партии», прямо заявил: «Вы принимаете такую вещь, которую мы проводить не будем». На что ему было тут же сказано: «Тогда будете отвечать». То же положение о судьбе окружных работников было закреплено и в постановлении Политбюро 15 июля: «Главное внимание должно быть обращено на использование освобождающихся окружных работников. При этом не менее 90% работников должно быть направлено на работу в районы. Распределение освобождающихся окружных работников производится краевыми и областными комитетами. Руководящая группа окружных работников (20 чел.) распределяется с утверждения ЦК ВКП(б)». В Политбюро понимали, что, несмотря на все слова Сталина о том, что «посылка в район – не наказание, не снижение, а величайшее доверие парторганизации, оказываемое посылаемому работнику, ибо сейчас центр тяжести колхозного строительства перемещен в районные организации», окружные работники воспринимали направлении в район не иначе как ссылку. Поэтому предполагалось обеспечение за перебрасываемыми в районы работниками соответствующей, примерно, окружному, масштабу зарплаты.

При знакомстве со стенограммой Совещания 11 июля и решением Политбюро от 15 июля обращает на себя внимание явное противоречие по тому вопросу, каковы должны быть размеры районов.

В решении Политбюро указывалось: «ЦК подчеркивает неправильность замечающихся тенденций… нового пересмотра границ районов в сторону их укрупнения и фактического их превращения в уезд, что противоречит указанной выше основной задаче при ликвидации округов» (задаче приближения аппарата к массам)#. Прямо противоположную точку зрения высказывает на совещании 15 июля М.И.Калинин, ссылаясь при этом на Сталина: «Я думаю, что если мы хотим укрепить районы, то давайте делать районы настоящие, а иначе незачем проводить реформу. Помните, я на Политбюро сказал, что этим мы возвращаемся к уезду и тов. Сталин ответил, «а что же здесь плохого»#. Калинин имеет в виду заседание Политбюро 15 июня, когда был в первый раз поставлен вопрос о ликвидации округов. Кроме того, на совещании все выступающие, которые прибыли из регионов, заявляют, что у них уже разработаны проекты укрупнения сети районов, согласно которым количество районов сокращается примерно в полтора раза.

Данное противоречие объясняется неопределенностью в данном вопросе высшего руководства страны. На заседании Политбюро 15 июня обсуждалась возможность укрупнения районов и в связи с этим на совещание 11 июля региональные руководители приехали с проектами, в которых предусматривалось уменьшение количества районов в 1,5 раза (и соответственно, увеличение их территории в 1,5 раза). Но потом от массового укрупнения районов в 1930 г. отказались.

В советском порядке решение о ликвидации округов было оформлено постановлением ЦИК и СНК СССР 23 июля 1930 г. Таким образом, решения Политбюро 15 июня и 15 июля 1930 г. положили начало новой реформе АТД СССР.

Относительно конкретной деятельности региональных органов власти в ходе ликвидации округов можно выделить следующие главные направления их работы: кадровый вопрос (распределения окружных работников в районные и областные органы власти); и налаживание непосредственной связи региональных центров с районами.

Ликвидация округов была произведена к 1 октября 1930 г. на большей части РСФСР. «Главным показателем того, что реформа себя оправдала, пока является ход хозяйственно-политических кампаний, значительное превышение заготовками этого года (в абсолютных цифрах) результатов прошлогодних заготовок», говорилось в записке на имя Калинина от заместителя руководителя группы госаппарата Мулярчука ЦКК – РКИ в феврале 1931 г.

В этой же записке приводились многочисленные факты, что система управления без округов пока давала очень серьезные сбои (данные относились к ноябрю-декабрю 1930 г. и были почерпнуты из докладов краевых и областных КК-РКИ). Главными фактами, относящимися к характеристике районов, были следующие: районы не освоили вполне предоставленных им прав и функций, многие промышленные предприятия районного значения отошли к регионам. Главной же проблемой стала неукомплектованность кадрами сельских районов. При этом необходимо отметить, что решение ЦК о переброске в районы 90% окружных работников было выполнено хотя и не полностью, но значительно (всего в районы переброшено бывших окружных работников: по РСФСР – 72,8%, по БССР – 75,5%, по ЗСФСР – 87,1%). Главная проблема здесь заключалась в том, что эти переброшенные в районы работники «застряли» в городах: в Ленинградской области 33,6%, на Северном Кавказе – 22%, в Московской области – 36%, по ЗСФСР – 47% и т.п. То же самое говорилось на третьем пленуме Западного обкома ВКП(б) 25-27 декабря 1930 г.: «некоторые глубинные районы еще до сих пор не получили подкрепления».

Все вышесказанное об итогах ликвидации округов дает представление о том, почему следующим шагом в развитии системы регионального управления стало развитие инструкторского корпуса ЦК и регионов, изменения в деятельности контролирующих органов (инструкторские группы в ЦК были созданы в феврале 1931 г. и затем в регионах; а в Московском обкоме такие группы создавались еще в 1930 г., сразу после ликвидации округов). Однако и данные меры не дали ожидаемого результата, и было решено перейти к разукрупнению регионов, которое было проведено сначала в нескольких областях и краях в 1930 (Сибирь) и 1932 гг. (Дальний Восток), а с 1934 г. превратилось в главное направление развития системы регионального управления.

 

Новое измерение британского лейборизма в XXI веке:

проблемы и перспективы

Яковлева А.Ф., к. полит.н.

(ИФ РАН)

 

Глобализационные процессы в мире обусловливают трансформации гражданско-политической сферы. Не так давно в современной британской политической философии появился неологизм «постдемократия», суть которого состоит в том, что в ряде отношений политика начала XXI века возвращает нас к политике XIX столетия, которая определялась игрой, разыгрываемой между элитами, в то время как «все формы, характерные для здоровых демократий, казалось бы, оставались на своем месте». Основные причины этих процессов связаны, в первую очередь, с трансформациями классовой структуры, обусловленными изменением характера труда. Интересы новых социальных групп, появляющихся в связи с новыми видами профессий, не подкреплены институтами, которые бы отстаивали их интересы, как в свое время это делали новые тред-юнионы. Параллельно налицо процесс сближения, если не объединения, представителей политических элит с экономическими, передача ресурсов, а, следовательно, и власти, из государственных в частные руки. Политическая маргинализация рабочего класса и размытость социальной базы – тот контекст, в котором рассуждают сейчас о лейбористской партии Великобритании. Исторически ее базой был профессиональный, образованный рабочий, который появился в середине XIX века, класс фабричной интеллигенции. Еще со времен появления английской утопии труд оставался в поле зрения английских мыслителей как один из основных факторов, конструирующих общество. Речь шла о формировании нового среднего класса. Эти процессы нашли свое отражение и в названии рабочей партии (Labour party), которое образовано от слова «labour» — труд, а не «laborer» – рабочий, следовательно, и партия не «рабочая», а «трудовая» или «партия труда». Таким образом, новые тред-юнионы уже защищали не права рабочего класса, а права всех работающих слоев. Принципиальное отличие от рабочих партий других стран заключалось в том, что британские лейбористы были ориентированы на более широкие слои населения, в том числе на те, которые в целом неплохо существовали и при капитализме. В связи с усложнением социальной структуры капиталистического общества, британские мыслители избегали говорить в своих теоретических построениях о пролетариате, подробно изучая историю рабочего движения и исследуя эволюцию рабочего класса. Решающее отличие британской политической культуры от политической культуры континентальной Европы XIX-начала XX веков – в роли компромисса в поиске приемлемого для конкурирующих социально-классовых групп решения.

Политическая партия в XXI веке стала представлять собой организацию, состоящую из самовоспроизводящейся внутренней элиты, далекой от массовых движений. Лейбористская партия Великобритании на сегодняшний день представляет собой такой пример, потому что: а) привлекла источники корпоративного финансирования, избавившись от зависимости от профсоюзов; б) потеряла, во многом благодаря первому фактору, свою традиционную социальную базу и, как показали последние выборы, власть. «В политике не появилось ничего, что могло бы заменить собой тот вызов, который на протяжении XX века бросал интересам богатых и привилегированных организованный рабочий класс. Численное сокращение этого класса означало возвращение политики к некоему подобию того, чем она всегда была: чему-то, что служило интересам различных привилегированных слоев», «…трудность идентификации или самоидентификации того или иного класса в качестве четко определенной социальной группы …. Является важной причиной тех проблем, с которыми столкнулась демократия», — пишет уже упомянутый К. Крауч#. На этом фоне внеклассовые коалиции, основанные не на объединяющем социальном признаке, стали составлять основную стратегию развития партии. «Класс будущего» – рабочий класс описал, по выражению Крауча, «параболу», и в связи с сужением индустриальной основы, и в связи с политической его маргинализацией. Четкость выраженности социальных интересов  сменилась на размытость социальной базы, это во многом стало причиной такой серьезной трансформации лейбористской партии Великобритании. На место социальной базы пришли корпоративные интересы, и лейбористская политика стала постепенно продолжением неолиберальной. Когда в 2007 году Гордон Браун стал главой лейбористской партии и одновременно кабинета министров, социальные ожидания носили в целом позитивный и оптимистический характер относительно будущего политического управления страной. Однако в течение последних полутора лет перед выборами лейбористы стали все терять поддержку населения.

Можно говорить о решающем экономическом значении масс в процессе искажения государством реальной политики под влиянием доминирования деловых лобби над большинством прочих интересов. Главный источник трансформации партийной демократической модели в постдемократическую (появление «всеохватных» партий) – концентрация корпоративной власти, правление транснациональных корпораций. Если вспомнить дискуссии 1990-х годов, и в Западной Европе, и в США раздавалось немало здравых призывов к усилению регулирования международных финансов, изменению корпоративной этики, использовании  опыта «экономики участия» и «не относиться к «экономике акционеров», как к священной корове». Получилось же, что рынок общественных услуг, став объектом государственно-частного партнерства (ГЧП), трансформировался по причине заинтересованности той или иной стороны ГЧП в определенном сегменте. Появился новый тип трудящихся, выросший вне адресованной ему идеологии, ему вместо озвучивания классовых интересов чаще всего втолковывают принципы «поиска национальной и расовой идентичности», которые ведут к усилению негативных тенденций в обществе. Озабоченность электората судьбой рабочих мест и падением стоимости рабочей силы ведет к тому, что крайне правые общественные активисты, паразитирующие на этой озабоченности, начинают перемещаться с периферии политического поля ближе к центру, а политический мейнстрим присваивает себе элементы их риторики. Гордон Браун, например, заявлял, что приоритетом его кабинета являются «британские рабочие места для британцев» («British jobs for British people»)  — формулировка, которую еще пять лет назад сочли бы несовместимой с идеологией Лейбористской партии. Он же считает, что правительства индустриально развитых стран постоянно сталкиваются с дилеммой: «либо хорошая экономика за счет хорошего общества, либо хорошее общество за счет хорошей экономики». Стоит вопрос о дальнейшем развитии социально-политической системы Великобритании. Все-таки в центре лейбористской идеологии в Великобритании всегда лежал вопрос о социальном гражданстве – том, что объединяет все  работающие слои, то есть не только рабочих. В условиях новых тенденций, которые, как уже было сказано, схожи с тенденциями, имевшими место больше столетия назад, кажется очень важным возвращение к поискам компромисса, приемлемого для различных групп населения Великобритании: традиционных и новых социальных слоев.